Седьмое небо в рассрочку

– Тем более хочу знать. Если ты не решилась рассказать отцу, то дело серьезное, я правильно понял?

– М… примерно.

– Надеюсь, ты расстроилась не из-за маминого кабака?

– А… – протянула Сабрина, запрокинув голову и с горечью хохотнув. – Она побывала и у вас?

– Побывала. Просила спасти бизнес…

– Умоляю, не надо спасать! Она только влезает в долги, начинает чувствовать себя миллионершей и бегает по косметологам, полагая, что ее спасут от старости. Мама хочет нравиться мужчинам – это заболевание.

У него был более точный диагноз: полное отсутствие совести и тупая наглость, но Дубенич решил поберечь дочь, которой достается с обеих родительских сторон:

– Это страх. Обычный страх перед старостью, когда лишаешься всего, что радовало, составляло смысл.

Очевидно, он знал, о чем говорил, но… круг сделан. Сабрина вторично запаниковала, хотя, кроме автомашины с темными окнами на противоположной стороне улицы, никого не было:

– Не останавливайтесь! За угол повернете и там…

Он проехал мимо машины, которая притягивала Сабрину, как магнит, и мимо ее дома, за углом затормозил. Потом поставил локоть на руль, подпер кулаком скулу и наблюдал, как девушка пытается выбраться, дергая за ручку дверцы.

– Не выйдешь, пока не скажешь, кого боишься, – предупредил Дубенич.

Делать нечего. Усмиряя раздражение, ведь не каждому по нраву, когда суют нос в их жизнь, она выпалила:

– Машина за углом принадлежит одному дегенерату, с которым у меня нет желания встречаться. Вот и все.

– Как же ты войдешь домой?

– Через забор.

– То есть? – вытаращился он.

– Перелезу через забор и спрыгну во двор. Откройте!

Дубенич не спешил снять блокаду, сначала наклонил голову и оценил высоту забора из досок – высоковато. Сабрина поняла, что сейчас он предложит переночевать в другом месте, возможно, даже в его спальне, на его кровати, потому поспешила заверить:

– Я сто раз так делала, как видите, жива. Откройте!

– Сначала дай слово, что приедешь в мой офис и все, что мне неинтересно, но так угнетает тебя, выложишь без утайки?

– Я подумаю.

Она выпорхнула из салона, не забыв сказать «спасибо», сбросила туфли и закинула их во двор. Все же для него стало неожиданностью, когда Сабрина ловко вскарабкалась по рейкам и перекладинам наверх, чему не помешало вечернее платье. Послав ему воздушный поцелуй и помахав на прощание рукой, она соскользнула во двор, а Дубенич рассмеялся в голос.

На другом конце города и Марин перемахнул через забор одним махом. Шатун предупредил, что в качестве сторожа во дворе ползает облезлая шавка, глухая и слеповатая, но лает громко.

Восстанавливая план, нарисованный шефом, Марин двигался бесшумно по незнакомой территории, едва освещенной крошечными фонариками, торчащими из земли, как таинственные огни на болоте. Свет горел и в доме, значит, там не спали. Обойтись бы без шума, домашние не должны знать, кто пришел как вор ночной порой.

Марин выбрал место, откуда видна терраса, присел на бордюр из кирпичей и приготовился ждать хоть сколько, а хозяин вышел минут через десять, прикурил от зажигалки. Марин мелодично и негромко просвистел музыкальную фразу, тотчас на свист отреагировал хозяин:

– Эй, кто там?

Жена, видимо, была недалеко, потому что сразу очутилась на крыльце в ночной сорочке, как обрубок огромной колонны:

– Вова, кто тут?

– Никого, – ответил он. – Показалось.

– Вова, иди в дом, там покуришь, – запаниковала она. – Сейчас много всяких… шляется по ночам.

– Ой, иди, – отмахнулся он. – Меньше баб слушай. Иди!

Когда она ушла в дом, Марин снова просвистел мелодию. Теперь из кустов выползла к его ногам псина, издавая утробные звуки, отдаленно напоминавшие кашель – наверное, это все, на что она была способна. Тем временем Владимир Витальевич вооружился метлой и осторожно двинул к псине. Фигуру, примостившуюся на бордюре, он заметил, миновав цветник, остановился, выдавив:

– Ты кто?

– Тчш! Я Марин Дмитрий, поговорить надо.

– Ну, идем в дом… – с облегчением выдохнул тот.

– Не-не! Откройте гараж, я въеду, там и поговорим. Это срочно.

– Что за конспирация! Ну ладно, иди.

Через несколько минут Марин заглушил мотор в гараже, не включая света в салоне, вышел из авто, пригласив хозяина:

– Садитесь в машину.

Пожимая плечами, тем самым выказывая недоумение, Владимир Витальевич наклонился и заглянул в темный салон. Человека внутри различил, так как знал его не хуже, чем себя, а отпрянул, как от заразы:

– Ты?! Ну, знаете…

Не церемонясь, Марин втолкнул его внутрь и захлопнул дверцу, после чего наглухо закрыл ворота гаража.

Она и не она

А кто помнил о нем? Иваныч и… да, он – Вовка, друг в том классическом понимании, которое усваивали с детства из повестей и романов о настоящей дружбе и братстве, ведь в прошлом веке книжки читали даже троечники.