Седьмое небо в рассрочку

Леха усмехнулся, взял ее за локоток и молча вывел на улицу, дав понять, что девушке напоминать мужчине о сдаче нехорошо.

Очутились они у проезжей части и приуныли. Одиннадцать ночи – это не сейчас, это тогда. Ни одного такси, да и машин мало колесило по городу, советский народ в подавляющем большинстве прекрасно обходился без личного транспорта. Пробки? Такого понятия вообще не существовало, а место, где стояла стекляшка, мягко сказать, было неоживленное. Короче, застряли.

Шатун предложил дойти до проспекта, мол, там он поймает машину и отвезет Еву домой. Двинули.

И тут хлынул дождь, да какой! Ливень. Стеной. С грозой. Внезапный, как нашествие монголо-татар в Средние века, одновременно как предвестник перемен, которые всегда наступают вместе с грозой и разрушениями. Леха стащил с себя джинсовую куртку, надел ее на Еву, но она не спасла девушку от потока воды с неба.

– Д-давай зайд-дем к-к-к под-друге, – отстучала зубами замерзшая Ева. – Тут-т-т недалеко. Иначе я умру.

– А удобно?

Ева сняла туфельки, взяла Леху за руку и предложила немного пробежаться – хоть согреются. Уже в подъезде девушка рассказала, что подруга в отъезде, ключ отдала Еве, чтоб та изредка наведывалась в квартиру. Как раз участились случаи квартирных краж, оставлять надолго жилье без глаза было нельзя, а сигнализациями никто не пользовался, да и были ли они? Разумеется, были. Например, в ювелирных магазинах, но простой народ дома и квартиры не охранял. А что там было брать?

Ева предложила Лехе переждать ненастье и согреться под душем, иначе она займет ванную комнату надолго, потому что продрогла до самой тонкой косточки в своем теле, в подтверждение чихнула. Почему нет? Халат ему девушка, похожая в тот миг на мокрого цыпленка, предоставила, полотенце тоже. Когда Шатун вышел из душа, а провел он там минут пять всего, пожалев цыпленка Еву и ее мокрые косточки, она сушила утюгом его одежду.

– На кухне коньяк, чайник стоит на плите, последи за ним, – перейдя на «ты», скороговоркой бросила Ева и убежала в ванную.

В крошечной и тесной кухне Леха уселся на табурет, спиной уперся в стену и вдруг… его разморило. Он даже глаза прикрыл, как кот на печке. Домашняя обстановка, тепло, шум дождя за окном привели его уставшую душу к дивному покою. Правда-правда, давно он не чувствовал себя так хорошо, когда внутри не кусает обида, а по телу не проходит волна яростного гнева, от которого кровь кипит.

– Чайник! – взвизгнула Ева, появившись на кухне. – Хм, выкипел… Придется ждать еще минут десять. Давай хоть коньяку хлопнем, что ли?

– У меня есть согревательный рецепт лучше коньяка и чая, – сказал Шатунов, неожиданно для себя притягивая Еву. И ведь не собирался ничего такого делать, но с первым поцелуем чуть не улетел, все же с женщинами давно не общался. Правда, вспомнил: – Ты хоть совершеннолетняя?

Реакция у девушки веселая: тихо, почти беззвучно, словно ее могли услышать соседи, Ева расхохоталась, запрокинув голову. Леха не терял времени – подхватил ее на руки и отнес в комнату, где стояла большая софа, широкая, как футбольное поле. Когда нес, она, не переставая хохотать, успокоила его:

– Шутишь? Мне двадцать девять.

– Не может быть…

Не может быть – относилось к нему. Не думал и не гадал, что так легко переступит границу кокона, в который сам себя упаковал. Шатунов, спрятавшись в кочегарке, женщин избегал, естественно, о близости не могло идти речи, но уязвленное самолюбие и там его точило. Мучился, а не жил. И вдруг с легкомысленной непосредственностью, без любви и страсти, но не без влечения и симпатии, за один вечер Леха Шатун вернулся к жизни, вернулся к себе.

Спали мало. Отрывались на полную катушку, а в перерывах разговаривали, Ева оказалась еще и любознательной, ему, например, вопросы задавать не удавалось, потому что она его опережала. Интересовало ее все: где он живет и почему, чем занимается, не шейх ли, раз в дипломате таскает черную икру килограммами?

– Нет, – обнимая любопытное чудо, говорил Шатунов. – Я беру ее в Астрахани. Знаешь такой город?

– Пф!

– Ну вот. Еду туда, покупаю у браконьеров и везу сюда электричками, автостопом…

– Ты контрабандист! – то ли с восхищением, то ли с ужасом вскрикнула она. Наверное, все же с восхищением, потому что принялась хохотать. Ну что смешного в слове «контрабандист»?

– Угу, – подтвердил он. – Если б те, кто кушает икорку в кабаках, намазывая ее столовым ножом на хлеб с маслом, видели, как ее фасуют…

– Расскажи, расскажи…

– У деда-браконьера подвал выложен кафелем. Спускаясь туда, он надевает резиновые сапоги по колено и, буквально топчась по горкам икры, которая лежит просто на кафеле, подборной алюминиевой лопатой кидает ее в целлофановые пакеты. А я, тоже в резиновых сапогах, держу обеими руками мешки, потом мы их взвешиваем на допотопных весах… Ну, как тебе?

– Думаешь, после твоего рассказа в рот не возьму?

– Отлично, у меня в дипломате еще есть. Принести?

– Неси. Только в доме нет ни грамма хлеба.