Седьмое таинство

Диггер незаметно опустил руку вниз, ухватил мальчика за левую ладошку, липкую от крови, и нырнул под острый каменный карниз, нависавший над входом. Сделал шаг, другой, осторожно ставя ступни на освещенный фонарем участок пола и слыша позади возню остальных. Он по-прежнему пытался заставить думать свою больную голову.

ГЛАВА 33

Коста ощупью выбрался в коридор, нашел выключатель и несколько раз щелкнул вверх-вниз, понимая, что это ничего не даст. Джорджио Браманте что-то сотворил со щитком предохранителей, вырубив свет по всему этажу. Если верить сообщению дежурного, он находится в здании уже больше тридцати минут и сопровождает его всего лишь неопытный юнец-курсант. Такое впечатление, что злоумышленник хорошо знает план здания.

Тут Ник вспомнил, что говорил Фальконе. Браманте — умный и способный человек, привыкший к подземным переходам, чувствующий себя во мраке как дома, тогда как другие там сразу потерялись бы. Он только рад перекраивать по ходу дела свои планы. Бывший профессор запоминает все, что видит, и держит это в памяти для последующего использования.

На этом этаже располагались также комнаты для допросов. От них было две минуты ходу до комнат, где ночевали Фальконе, Перони и Тереза, две минуты ходу по узким старым коридорам квестуры к той камере в подвале, где Лудо Торкья был избит до смерти, превращен в сущее кровавое месиво. Браманте, возможно, действует по памяти, уже имея в голове план, что он разработал и отточил за годы, проведенные в тюрьме.

Всегда появляется там, где его не ждут. Если он добрался до Лео Фальконе, мог просто притвориться жертвой, тем, кому угрожают, но не самой угрозой. Испуганной жертвой, которая нашла путь в здание квестуры, причем после полуночи, когда все тут клюют носом, слишком утомленные, чтобы задавать нужные вопросы, потому что весь Рим, если не вся Италия, смотрел новости, читал газеты и прекрасно знал, что Лео Фальконе разыскивает человека под таким именем.

А потом Браманте мог дождаться момента, когда останется наедине с этим новичком, которого легко затащить в угол и выбить из него нужные сведения, пока никто в храпящей квестуре не проснулся и не стал выяснять, что происходит.

А нужные сведения таковы: Лео Фальконе все еще в здании, спит мертвым сном где-то наверху, полагая, что уж здесь-то он в полной безопасности.

Эта мысль была настолько проста и очевидна, что Коста ощутил стыд, что не предусмотрел подобного варианта. Если бы Лео успел к этому времени набрать форму, то, несомненно, был бы готов к такому развитию событий. Но инспектор лишь только обретает форму, и это делает его уязвимым.

Перебирая в уме различные возможности дальнейших действий, Ник медленно и осторожно двигался вперед, нащупывая дорогу во мраке квестуры, и думал о том, насколько прояснилась теперь ситуация.

Он вышел на середину коридора — насколько он мог судить, это была именно середина — и начал беззвучно обходить со спины фигуру, которую видел где-то впереди, во тьме. Пистолет агент держал свободно. Тереза и Перони в безопасности, и часть сознания уже искала возможные ответы на вопрос, что означает молчание телефонной линии Фальконе.

Из полного мрака впереди донесся звук: кто-то двигался, медленно, но издавая гораздо больше шума, чем Коста мог ожидать. Потом движение сместилось куда-то вбок, шаги зазвучали с приводящей в бешенство уверенностью. Детектив не мог понять, вправо сместился звук или влево, а потом воцарилась тишина.

Следователь пытался разобраться, что произошло, когда что-то едва не заставило его подскочить на месте.

Тяжелое дыхание, явно мужское, судорожные, аритмичные всхлипы человека, испытывающего сильный стресс, — и все это в метре.

Джорджио Браманте — всего лишь человек, напомнил себе агент. Убийца. Отец, потерявший сына. Уголовный преступник и жертва в одном лице.

— Бросьте это, Джорджио, — громко и отчетливо произнес он, по-прежнему пытаясь засечь местоположение источника всхлипов. Достаточно ли он близко, чтобы протянуть руку, схватить и обездвижить, чтобы тот лежал тихо, пока не прибудет подкрепление. — Не двигайтесь! И даже не думайте, что можете куда-то смыться.

Тут его вновь охватило жуткое ощущение неуверенности и замешательства, навалившееся откуда-то из тьмы, а вслед за ним — понимание того, что в этом мире, где невозможно что-либо различить, все теряет и форму, и смысл. А потом детектив услышал низкий горловой смех и понял, что Браманте успел сменить позицию, поразительно быстро и совершенно беззвучно, практически сразу, как только понял, как близко они сошлись во мраке.

— А вы поздненько засиживаетесь по ночам, синьор Коста. Такой молодой, и все еще на ногах. Вы разве не устали? Я вот, например, не устал. Вообще люблю это время ночи.

Услышать собственное имя было крайне неприятно. У детектива по спине поползли мурашки.

Со стороны помещений где-то позади Браманте донесся шорох. Там ведь жилые комнаты! Потом раздался голос Перони, громкий, угрожающий вопль. Ник подождал, пока коллега закончит изливать свою ярость, и крикнул, громко, чтобы всем было слышно: