Седьмой ангел (Дьявольский коктейль)

И очень вовремя, потому что в этот миг дверь затрещала и, выворачивая петли и замки, упала на пол. Прямо по ней в комнату вошли двое. Часто моргая сощуренными глазами, Пауль с изумлением смотрел на неожиданных избавителей. Он сразу узнал их. Это были те самые мужчины, которых он видел по телевизору вместе с Мариной. Но изумило его не это, а то, что в темноте над макушками их голов он увидел едва заметное золотистое сияние.

— Ты Пауль? — спросил тот, что был повыше. Пауль молча кивнул.

— Где Марина? — нетерпеливо спросил второй.

— Не знаю, ее увели куда-то вниз. Наверное, в подвал.

Едва дослушав последние слова, незнакомцы ринулись прочь из комнаты. Пауль бросился за ними.

— Послушайте, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

— Оставайся здесь, но постарайся больше не попадать им в лапы, — бросил на бегу высокий.

— Скажите хоть, кто вы такие? Высокий обернулся:

— Мы-то? Ну, допустим, те, кто шагает по лестнице Иакова.

Потрясенный, Пауль застыл на месте. Постояв немного, он вспомнил, что руки у него скованы, и отправился обратно в надежде отыскать ключи от наручников.

Глава 34

ИСПОВЕДЬ

— Эй… — робко позвала я. — Здесь есть кто-нибудь?

— …будь, — гулко отозвалось эхо, и вновь наступила тишина.

Вздохнув, я в очередной раз попыталась развязать веревку, и, хотя это по-прежнему было бесполезным занятием, некоторого результата достичь мне все-таки удалось — я согрелась и немного повеселела. Настолько, что в какой-то момент своего сражения с узлом неожиданно для себя довольно громко запела.

— Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут! — разносился по подземелью мой бунтарский клич. — В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут!

— Браво, браво! — раздался рядом со мной насмешливый голос. — Кто бы мог подумать, что в человеке в экстремальных условиях открывается столько талантов.

Обернувшись на звук голоса, я увидела Трефова. Свеча в руке освещала его бледное лицо с лихорадочно блестящими глазами.

— Я вижу, пользуясь нашим отсутствием, вы пытались распутать веревку? Не советую. Напрасная трата сил. Быть может, вам известно, что в старину вязание узлов было чем-то вроде магии. Умело завязанный узел мог избавить человека от болезни или наслать мор на скотину, заставить влюбиться или возненавидеть. Я владею кое-какими навыками в этом древнем искусстве. Этот узел вам не развязать ни при помощи рук, ни при помощи магии. Все ваши способности связаны сейчас в этот узел. Кроме одной и самой безобидной — чтения.

Произнося этот бред, Трефов двигался вдоль стен, поднося зажженную свечу к фитилям, закрепленным в углублениях и выступах. Вскоре в подземелье стало светло.

Странное это было место. На стенах были грубо высечены свастики и человеческие фигурки с воздетыми к небу руками. Прямо напротив меня возвышался огромный каменный идол с вытаращенными глазами и разинутым ртом, вымазанным изнутри и снаружи чем-то бурым. Чуть поодаль из земли выступала овальная серая плита, на которой шалашиком были сложены поленья. Перед идолом располагался низкий, круглой формы постамент с выдолбленной наверху чашей. На дне чаши я увидела такие же бурые пятна, как на идоле. Внезапно я с содроганием поняла, что это следы крови.

При свете множества язычков пламени я могла теперь как следует рассмотреть и самого Трефова. На нем был длинный, до пола, балахон из тяжелой ярко-красной ткани, расшитый золотыми узорами. Шею обвивала толстая золотая цепь, на которой висела звезда со множеством лучей, со сверкающим ограненным камнем. Звезда была размером с небольшую тарелку, а камень — с мой кулак.

— Наверное, со стороны я кажусь не совсем нормальным, — улыбаясь одними губами, произнес Трефов, но, поскольку я решила до выяснения обстоятельств придерживаться принципа «не буди лихо, пока оно тихо», ответа от меня не дождался и после небольшой паузы продолжил: — В действительности это не так.

Трефов присел на небольшую деревянную скамью слева от меня и опустил голову на грудь, словно задумавшись о чем-то. Такое же выражение лица было у него на обложке пластинки с ариями из итальянских опер. В свое время мама долго охотилась за ней и раз добыла-таки экземпляр — в затрепанном конверте, поцарапанный, заедающий на одной из арий. А когда я через несколько лет купила такой компакт-диск, нашему общему восторгу не было предела. Конечно, сейчас Трефов не был так красив — поседели и поредели волосы, заострились черты лица, вокруг рта легли глубокие морщины, но глаза — огромные, прозрачные, зеленовато-голубые — были по-прежнему хороши…

Трефов поднял голову, и глаза его вновь потеряли всю прелесть — взгляд, перестав быть задумчивым, опять стал напряженным.