Седьмой этаж

от твоего желания, Лин… Если только я не совсем тебе… Целуюсь я,

наверное, ужасно…

К концу тирады его решительность, видно, уже капитально

повыветрилась, потому что последнюю фразу он пробубнил отчаянно

краснея.

— Ну что ты несёшь? — улыбнулась Лин. — Нормально ты целуешься.

То, что она услышала от него, не так уж мало для неё значило. На душе

потеплело, и боль в сердце немного поутихла, словно из него выдернули

занозу.

— Знаешь, ты мне очень нравишься. Очень, — сказала она, дёргая его за

пуговицу на рубашке. — Мне всегда так уютно и спокойно с тобой рядом.

И твои чувства мне совсем не безразличны. Ты такой... ты… Очень

хороший, в общем… Просто, у меня есть проблемы, в которых я так и не

разобралась. Мне кажется, неправильно будет, если я сейчас что-то тебе

пообещаю.

— А ты… ты не обещай, — тихо сказал он. — Если без обещаний…? Я

тебе совсем не нужен?

— Петь, ты… дело, ведь, не в моём желании, или нежелании, — сказала

Лин, подняв на него глаза. — Я бы очень хотела, правда…Только ты ведь

хочешь, чтоб тебя любили, а я никого сейчас не способна любить.

Никого. Я только ненавидеть могу, — покачала она головой. — Мне,

наверное, лучше пока быть одной. Злая я сейчас.

— Не надо так говорить, Лин, — он осторожно её обнял и прижал к себе.

— Ты не злая, тебя просто обидели. Это пройдёт. У тебя всё будет

хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

Лин не сдержалась и расплакалась.

— Мне плохо, Петь, — хлюпнула она ему в грудь.

— Я вижу… Знаешь, на самом деле, человек ведь очень рационально

устроен, — вдруг глубокомысленно заявил он. — Ему предоставлено

право иметь на всё своё мнение, он имеет возможность смотреть на вещи

и события под разными углами и вправе относиться к ним так, как

считает нужным. Нужно уметь этим пользоваться. В критических

ситуациях это выручает…

Лин перестала хлюпать и подняла на него удивлённый взгляд.

— Ты о чём?

— Ну… я хотел сказать, что любую сложную жизненную ситуацию, какой

бы болезненной она ни была, стоит попытаться спокойно и по

возможности отстранённо проанализировать, и разобраться, что в ней от

тебя зависит, а что нет. Во-первых, такой анализ отвлекает от

переживаний, во-вторых, это частенько позволяет сделать вывод, что

ситуация не такая уж безвыходная и неуправляемая и, возможно,

изменить её в лучшую сторону. Ну, а в-третьих, даже, если окажется,

что в самой ситуации невозможно ничего исправить, есть же ещё

возможность принять её, как данность, и изменить к ней своё

отношение.

Он рассуждал так обстоятельно и с таким серьёзным видом, что Лин

стало смешно.

— Петь, да ты философ, — хихикнула она, утирая слёзы.

— Да блин, станешь тут философом поневоле, когда тебе вечно везёт,

как утопленнику, — скорчил Пётр кислую мину, но тут же улыбнулся. —

Вот видишь, тебе уже смешно. Отсюда мораль — душевное состояние

зависит от настроя, который мы можем сами себе создать.

— Ты, как я понимаю, из тех людей, для которых пресловутый стакан с

водой всегда наполовину полон, — тепло улыбнулась ему Лин.

— А что, разве есть ещё какие-нибудь варианты? — шутливо пожал он

плечами.

— Вот это-то мне в тебе и нравится больше всего.

Их взгляды зацепились друг за друга. Лин где-то в глубине сознания

отдавала себе отчёт в том, что, вероятно, поступает неправильно и

эгоистично, но в его поцелуе было столько искреннего чувства, и у неё

самой была такая острая потребность в том, чтоб испытывать не злость и

обиду, а теплоту и доверие, что она позволила себе забыться.

— Я могу сделать тебе больно. Это будет паршиво, — всё же шепнула

она ему между поцелуями, сделав слабую попытку вернуть и его, и себя

к действительности.

— Плевать. Я не стану жаловаться, — ответил он, с трудом справляясь с

голосом. — Сейчас ты со мной.

Глава 11. Свет клином.

Пётр плохо спал ночью и проснулся со странным смешанным чувством.

Вчера вечером ему довелось испытать за короткий промежуток времени

весь диапазон самых ярких эмоций от отчаянья до сумасшедшего

счастья. Вчера на короткий миг всё показалось ему ясным и правильным,

но это ощущение исчезло, как только Лин ушла к себе, а он остался

один на один со своими мыслями.

Ему очень хотелось верить в то, что она не только утешения искала в его

объятьях, и в то, что он сам ей небезразличен, но сейчас, при свете дня,

эта надежда казалась ему почти иллюзорной. Он уже готов был

поддаться унынию, но вовремя вспомнил о том, что надежда, даже самая

дохлая, обязана, согласно правилам, умереть последней.

Разумно предпочтя действие нытью и ожиданию у моря погоды, Пётр

после занятий направился к Лин с твёрдым намереньем не сдавать своих

позиций. Он решил принять тот факт, что они с Лин теперь гораздо

больше, чем просто друзья, за аксиому, чтоб не допускать в чувствах

разброда. Это придало ему решимости и вернуло душевное равновесие.

Впрочем, покою, видно, не судьба была поселиться в душе Петра

надолго. У двери в комнату Лин его ожидал пренеприятнейший сюрприз.

Никита, собственной персоной, маячил в коридоре с букетом в руках.

Этот факт вначале крайне озадачил Петра. Он на миг растерялся, не

зная, как ему следует поступить. Но пока его сердце учащённо