Седьмой флот

– По мне хоть уазик, хоть хаммер – все джипы. Думал, для следствия неважно.

‒ Неважно, когда фурункул на заднице, – проворчал Вадим. – Мы тоже не лучше. В последний момент просекли, кто такой пучеглазый.

– Не думал, что я у него враг номер один, – пробормотал Ленька, пошкрябав пятерней затылок. – Хотя понятно. Поквитался со мной за издевки и унижение. Только Люда причем?! Из-за меня ведь сгубил! Как с этим жить?!

– Праведно, – еле слышно обронил Сан Саныч.

– Демагогия! – рыкнул Бокал. – Обоснуй, отче, как это понимать?

– Лучше сердцем, нежели башкой. Изо дня в день слезы лить, моля Бога о прощении. Только без видимых соплей и отпеваний самого себя. Просто жить, как подобает совестливому человеку.

– Проповедовать, наверное, легко, – не унимался депутат. – Как на практике применить твое нравоучение? Лить слезы, но без соплей – это как?

Батон усмехнулся, подлил спорщику кипятка из чайника и растолковал:

– Проповедовать точно несложно, но я стараюсь делиться опытом. К примеру, сказываю, как мучает совесть из-за того, что сам мерзко поступал с близкими людьми. Как из-за этого болит душа. Кстати, не меньше, чем у тебя сейчас. Порою мы не замечаем, сколько страданий приносим другим.

– На кого намекаешь?! – вознегодовал Вадим, но тут же обмяк. – Наверное, ты прав.

– Всегда больно, когда вину признаешь, – продолжил Саечкин. – Поначалу тебя разрывает в клочья, и ты не знаешь, как все выправить. Сидишь в ступоре с мордой зареванной. Со временем начинаешь соображать, как обустроить жизнь, чтобы подобное не повторялось. Коль заживешь праведно, то бытие вскоре наладится, только больно будет всегда.

– Утешил! Не хочу, чтобы болело всегда! – проворчал Доход. – Давай другую доктрину!

– Селяви, Леня! Альтернативы нет! Как нет человека, которому удалось прожить без боли?

‒ Такого не бывает, ‒ согласился Бокал. – Рождаемся в муках и умираем так же.

‒ Ты о боли телесной сказал, а я акцентируюсь на душевных страданиях, ‒ уточнил Сан Саныч. – На переживаниях, сострадании, угрызении совести, муках творчества, в конце концов. У одного душа болит только за себя. У другого – из-за поступков других. Боль ведь тоже бывает разная. Например, у Боровика душа болела по низменному, что и побудило его к местничеству. Это самоистязание, ведущее к самоликвидации. Человек вроде бы живет на земле, а сам уже в аду. Если же болит из-за своих огрехов или за ошибки других – то боль уже не боль, а чувство, без которого жизнь не имеет смысла.

Вадим кивал, разглядывая яблоки, нависавшие над головой, а Недоходов слушал, не моргая с приоткрытым ртом. Сама же проповедь проистекала под аккомпанемент птичьего пения, доносившегося из лесной чащи.

Неожиданно на тропинке появился Самчуков.

‒ Похмеляетесь, что ли? ‒ спросил, оглядывая стол. – Алкоголя вроде бы нет. Значит, кощунственно поедаете бычки без пива!

‒ Чего ж не принес? ‒ отбрил Батон. – Ладно, садись, приобщайся.

Обнявшись с Бокальчуком и сдержанно поздоровавшись с Недоходовым, Проф умостился рядом со мной.

– Не голоден, но рюмку чаю хряпну, ‒ уведомил, раскрывая неизменную папку в кожаном переплете. ‒ Заодно доложу обстановку. Начну с осмотра хаты Боровика. Должен заметить – пещера неандертальца уютнее. Не понимаю, как в 21-м веке можно существовать в таком убожестве?! Из мебели только вшивый матрац на полу. Из бытовой техники – ржавый чайник и буржуйка.

– Зато тачки менял, шо перчатки, – подметил я, криво усмехаясь.

– Оружием тоже не брезговал, – продолжил Александр Сергеевич. – Под полом нашли тайник. Два макаровых, парабеллум, имитационные гаубичные патроны, коллекция десантных ножей. Полдюжины гранат в ведре под картошкой. Спичечных коробков с медведями – полный короб из-под обуви. Теперь о диковинном…

– Типа до этого все было в порядке вещей, – вставил Недоходов.

– Ваше дело слушать, Леонид Викторович, и не перебивать старшего по званию. Всё, что связано с Грибом – противоестественно! Но когда в смрадном хлеву от раздолбанной розетки подзаряжается новейшая цифровая рация – это, ни в какие рамки не лезет. Я такие только на канале дискавери видал. Волновая настройка, естественно, закодирована.

– Частоту не вычислить, – деловито резюмировал Сан Саныч.

– Соображаешь, отче! На закуску о том, что превращает серийника в суперагента, – докладчик выудил из папки десяток примятых листов и разложил на столе. – В матраце нашли. Ничего не напоминает?

С немалым удивлением я рассмотрел схемы дворов, квартир, распечатки топографических карт, текстовые графики. Присвистнув, резюмировал:

– План-задание для разведывательно-диверсионной группы.

– Похоже. Или справочная документация киллера, – уточнил Самчуков, выложив веером фотографии, отпечатанные на принтере. – Ознакомьтесь с объектами заказа.

– Лучше лицезреть рожу заказчика.

– Скоро увидишь, Слон. Кормой чувствую!

Испытав неприятное сдавливание за грудиной, я усмотрел на одном из снимков Вишенцева, сидевшего на пляжном топчане. На другом – улыбающийся Костюченко шел к машине.