Седьмой круг рисуем собственной рукой

Зажмурившись, Максим Геннадиевич отчаянно ткнул пальцем.

Хруст, что-то прохладное плеснуло на ладонь… горький комок подступил к горлу. Створки двери, поскрипывая, медленно разошлись в стороны. Ликин, кожей ощутив приток свежего воздуха, устремился вперед.

Прыгнув вслепую, словно вошь из-под ногтя бомжа, он буквально вывалился из кабины лифта. Чувствительно приложился коленом о пол; едва не подвернул руку, которой остановил падение.

Тряся головой, обвел мутным взглядом фойе отеля.

Никого.

Поднявшись с колен, Максим Геннадиевич стряхнул с ладони что-то прозрачно слизистое, напоминающее крохотную раздавленную медузу, и поспешил к стойке администратора.

Вчерашней красотки-распорядителя не было видно. Возможно, она в подсобке.

Кнопки вызова персонала тоже не наблюдалось, и Ликин постучал по стойке. Сперва костяшками пальцем, а затем погромче – кулаком.

Грохот наполнил фойе.

Минута, вторая…

Никого.

Максим Геннадиевич осмотрелся.

Свет падал с укрепленных у самого потолка светильников, окна же наглухо забраны ставнями. С улицы не проникало ни лучика света. Звуков тоже не доносилось.

– Есть кто? – сопроводив крик виноватым смешком, позвал он. Должен же кто-то присматривать за гостиницей? Даже если в ней поселился один-единственный постоялец.

Никакой реакции на крик. Если кто-то и оставлен охранять вход в заведение, то нынче он бессовестным образом дрых.

Дверь, ведущая в помещение за столом администратора, заманчиво приоткрыта.

– Эй, есть кто? – Максим Геннадиевич постучал по косяку и, не дождавшись ответа, толкнул дверь.

Небольшое помещение без единого окна освещала тусклая лампочка одинокого бра. Детские рисунки украшали выцветшие до однородной серости обои. Неровные линии, нарушенные пропорции, условность многих частей тела, но сюжет на каждом изображении один и тот же: злой черный человек вырывал язык доброму, изображенному зеленым цветом. Подобному творчеству место в кабинете психиатра, а не в сторожке смотрителя отеля.

Обстановка комнаты более чем скромная. Пустая кровать, колченогий стул и столик, на котором расположился аквариум. В нем ни рыб, ни растений. Только застыл в толще воды оранжевый резиновый утенок, к шее которого привязана шнурком стеклянная пепельница, частично зарывшаяся в песок.

Из-под края покрывала, свешивавшегося с кровати, виднелись носки женских туфель.

– О, Боже, – у Максима Геннадиевича сердце свело спазмом. Он не мог нормально вздохнуть. Мысли бросились вскачь.

Какие-то маньяки устроили кровавую вакханалию, выбрав для этого полупустой отель. Всех кроме него убили, а его пытались свести с ума.

Одернув край покрывала, Максим Геннадиевич с шумом втянул воздух.

Нарисованная воображением картина не соответствовала действительности. Под кроватью не обнаружилось окровавленного тела, лишь валялись одинокие туфли, да россыпь скомканных салфеток и использованных презервативов.

Тряся головой, мужчина закрыл дверь и вернулся на ресепшен.

Странности множились, но вместо ужаса, который буквально пожирал его разум несколько минут тому назад, Ликина снедало недоумение. Что происходит? Как вести себя?

На углу стола примостился телефонный аппарат. Древний, вероятно раритетный: с инкрустированной желтым металлом изогнутой трубкой и диском набора.

Максим Геннадиевич снял трубку. Поднес к уху.

Вместо гудков, раздался плаксивый детский голос, похоже девичий:

– Нет, не надо…. Нет, не надо…

И что-то в нем смутно знакомое.

– Алло, – мужчина инстинктивно коснулся рычажка. Подсознательно он жаждал услышать привычные гудки.

Без изменений.

– Нет, не надо…

Бросив трубку, Максим Геннадиевич затравленно повел глазами из стороны в сторону, выискивая намек, который подскажет, что делать дальше.

Приступами накатывала тошнота, на языке появился тухлый привкус.

Сделав глубокий вдох, Максим Геннадиевич задержал дыхание, отсчитывая мощные толчки, с которыми сердце выбрасывает в кровеносную систему новые порции насыщенной адреналином крови.

Телефон подозрительно безмолвствовал, словно выжидая удобный момент, чтобы взорвать тишину громким дребезжанием.

На противоположном углу столешницы лежала, шелестя страницами, открытая книга регистрации посетителей – массивный гроссбух более чем на тысячу страниц.

«Если отыскать других постояльцев…» – не успела мысль сформироваться, как руки подтянули журнал на середину столешницы.

Максим Геннадиевич склонился над расчерченной страницей, несколько верхних строчек которой заполнены мелким убористым почерком.

Пробежав глазами текст, Ликин озабоченно нахмурился.

На странице одна запись – вчерашняя дата, его ФИО и время заселения с номером комнаты. Перелистнул.

Странно. Одна запись. До боли знакомая – его фамилия, и его же имя-отчество. Заселился в прошлую пятницу, выехал в понедельник.

Полное совпадение ФИО. Бывает же…

Мужчина перевернул еще страницу.

Позапрошлая неделя. Заселение в пятницу, выезд на третьи сутки. ФИО идентичны.

Что за бред. Такое может быть только при розыгрыше, но в чем его смысл?