— А что-если бы не война? — перебил сержант. — Ты деревенский парень, Кейл, ты жизни не видел. Все бедны… все равны… — передразнил он. — В городах, некоторые совсем неплохо устроились, неплохо подгребли под себя. И если бы не война, снова бы кто-то жрал в три глотки и толпу подхалимов кормил, а кто-то подыхал бы, как собака под забором, и дочь его шла бы продаваться за миску супа. Почему-то во время прошлогоднего нашего отступа, в Европу вместо раненых поехали неплохо откормленные и неплохо одетые… гос-по-да, — он выплюнул это слово. Ноздри у него раздувались и глаза смотрели твердо и жестко.
— Ну, ну разошлись, — торопливо вмешался Шано. Вам еще подраться не хватало. Много сволочи развелось в последнее время, никто не спорит, но все будет в порядке, верьте мне, — он улыбнулся широко и открыто. — Мы-то, легионеры, пока живы.
— Да… Пока мы живы… — эхом отозвался сержант.
Седьмой Легион отступал. Восьмая дивизия была охвачена танковыми клиньями Избранных, за ними наступала пехота. Бомбардировщики утюжили окруженные войска, редкие самолеты Седьмого Легиона сбрасывали легионерам продовольствие и боеприпасы. После неудачной попытки прорвать окружение, Восьмая дивизия отошла в развалины старого комплекса Избранных и закрепилась там. Через две недели кровопролитных боев она была уничтожена полностью. Только двести одиннадцать тяжелораненых легионеров из семи тысяч были взяты в плен. Обстановка на Восточном фронте резко осложнилась. Седьмая дивизия, выдохшаяся в наступлении, отходила с боями и вскоре оказалось прижатой к побережью, где ее остатки погрузили на морские транспорты и вывезли в тыл. Огромный участок фронта оказался обнаженным. В него хлынули Избранные. Командование лихорадочно бросало им навстречу наспех сколоченные заградительные отряды, плохо вооруженные и неподготовленные. Отряды в двести-триста легионеров вставали на пути танковых колонн и гибли в неравном бою.
На территории, захваченной Избранными, остались десятки тысяч мирных жителей, которые не смогли вовремя эвакуироваться. Впервые Избранные не проводили политику тотального геноцида. Всех оставшихся зарегистрировали и разрешили жить в своих домах.
Радиоволны разнесли эту новость по всему континенту. Многие сломались. Жители, измученные войной, стали ждать прихода Избранных как избавления. Больше не будет бессонных ночей в ожидании авианалета! Больше никто не заберет сына в армию, и не пришлют похоронку со словами соболезнования! Больше не придется отдавать последние крохи голодной армии! И некому было сказать «НЕТ!»-все, кто могли это сделать, сражались в рядах Седьмого Легиона и гибли, как всегда, первыми. Состоятельные горожане, отсиживавшие все дни войны в уютных квартирках, готовились произносить верноподданические речи перед новым правительством. Наиболее активные из них пытались сорвать эвакуацию военных заводов и государственных учереждений. Народ отвернулся от Седьмого Легиона и покорно шел менять хозяев.
Это было началом конца.
Комплекс атаковали уже вторые сутки. Ракеты системы ПВО закончились, и теперь бомбардировщики безнаказанно кружились над комплексом. Стены содрогались от взрывов авиабомб, и временами с потолка с шумом обрушивались куски бетона, за ними на пол тонкой струйкой стекал песок. Нижний уровень заливало водой (разбило водопровод), пока не догадались открыть люки шахт. Водопады воды, бешено крутя обломки мебели и мусор, обрушились внутрь, уходя на многие сотни метров под землю. Штурмовики изредка выходили на поверхность и бросались в контратаки, но без поддержки тяжелой техники они успеха не имели. Кейл, Шано и сержант Лидан находились в резерве, прикрывая артиллерийские гнезда, и томились от бездействия и неизвестности.
— Да… — протянул Шано, — а ведь мы когда-то сами тут немало ребят потеряли.
— Когда-то? — переспросил сержант. — Четыре недели назад, друг мой, всего лишь четыре недели.
— Да ну? — удивился Шано. — А ведь кажется, будто прошло целых двадцать девять дней, — и засмеялся первым, сильно запрокидывая назад голову.
— Нашли развлечение — дни считать, — проворчал Кейл.
Автоматическая пушка, стоящая сбоку в стальном кожухе, задергалась, выплевывая очередную порцию снарядов по наступавшей тяжелой пехоте. Гильзы, звеня, падали внутрь кожуха и через подаватель выбрасывались наружу. Одна из гильз, еще горячая, подкатилась к Кейлу, он поднял ее и обхватил ладонями.
— Холодно здесь, — пожаловался он.
— Ничего, это не страшно, — веселился Шано. — Сейчас похоронную команду вызовем, запихнем тебя в печь-отогреешься.
Кейл кинул в Шано гильзой, тот отбил ее стволом винтовки и продолжал:
— А не хочешь в печь, так можно…
— Помолчи, пожалуйста, — перебил сержант. Потом посмотрел на Кейла пристальным взглядом как бы раздумывая. Вздохнул и начал:
— Если со мной что-нибудь случится…
— Ну вот начинается, — погрустнел Шано. Потом плачущим голосом, передразнивая сержанта, продолжил: