Седьмой лимузин

— Дядюшка, пожалуйста, убери. Ты ведь знаешь, как к этому относится мама…

Анжела с посеревшим лицом вернулась меж тем на террасу в сопровождении Гесса и профессора Хануссена. Гитлер огляделся по сторонам, оценил создавшуюся ситуацию и утихомирился, попытавшись свести все к своего рода шутке.

— Я не собирался пугать тебя, дорогая. Природа создала женщин такими слабыми, а я все время забываю об этом.

По-прежнему держа Анжелу под прицелом, он подошел к ней и в последний момент, сменив гнев на милость, поцеловал ее в лоб.

— Адольф, — с подчеркнутой отчужденностью сказала Анжела. — Тебя к телефону.

— Мюнхен, мой фюрер, — подхватил Гесс.

— Ах вот как! — И Гитлер превратился в вождя, которого обременяют важные государственные дела. — Прошу простить меня. Пожалуйста, никуда не уходите. И ты тоже, Гели.

Знаком он приказал Гессу следовать за собой.

Оставшиеся уставились друг на друга с несколько обескураженным видом; теперь, когда центр всеобщего внимания исчез, им стало не по себе. Анжела, разумеется, занялась своим делом. Собирая со стола чашки и тарелки, она заметила книгу, подаренную Гитлеру ее дочерью. Гривен не был уверен в том, что правильно истолковал мгновенную искру в глазах у Анжелы. Материнская досада, конечно, только подстегнутая вещественным доказательством интереса к грошовым фантазиям. Интереса как со стороны дочери, так и со стороны самого Гитлера. В конце концов, разве не относилась к нему Анжела как к несносному ребенку?

— Гели, — сказала она. — Пройди, пожалуйста, в дом и помоги мне.

Гели, усевшаяся меж тем на перила террасы, внезапно огрызнулась.

— Но мама! Ты же слышала, что сказал дядюшка Ади. Он хочет, чтобы я оставалась здесь.

Люсинда попыталась предотвратить скандал.

— Позвольте я помогу вам, госпожа Раубаль! Все это время вы так о нас заботитесь…

Гривену это понравилось, хотя у него возникло и тревожное ощущение. Как прекрасно повела себя Люсинда! Вопреки протестам Анжелы собрала посуду на поднос — нащупала, так сказать, слабое место. И вдруг ему захотелось прокрасться за двумя женщинами в дом и проследить за ними, но ему помешала внезапная разговорчивость профессора Хануссена.

— Я как раз собирался поговорить с вами, герр Гривен. У меня создалось впечатление, что моя работа сможет получить большое прикладное значение в области нового звукового кино…

Кивая там, где положено было кивать, Гривен проводил глазами Люсинду, прошедшую в дом следом за Анжелой. Что это она затеяла? Но прошло совсем немного времени — и слова профессора захватили его тем, что тот предложил, как он выразился, «избавить фройляйн Краус от трудностей, испытываемых ею при произнесении дифтонгов». Да, слабости Люсинды лучше ликвидировать до того, как они попали на всеобщее обозрение. А с решением всех остальных загадок, безусловно, можно подождать до более спокойных времен.

Глава двадцать шестая

«Я убежден, Алан, что женщины и разочарования ходят рука об руку. В случае же с Люсиндой это особенно справедливо. Ах, каким умником я тогда себе казался! Я видел ее насквозь — что да, то да. Видел другую сторону — и не видел ее самое».

Давным-давно, задолго до того, как началось это безумие, связанное со звуковым кино, Люсинда научилась быть признательной Гривену за его умение время от времени прикидываться слепым. Да нет, он видел достаточно, а порой и слишком много — его грустные глаза, ища невесть чего, следили за каждым ее шагом; стоило ему с понимающим видом расхохотаться в ходе одной из их всегдашних стычек, и у Люсинды поневоле напрягался подбородок.

Но слишком скоро Карл перестал довольствоваться Люсиндой как портновским манекеном, который можно приодеть то так, то этак, — ему захотелось нажимать на пружинки и дергать за веревочки, захотелось, чтобы она начала говорить его словами. Слава Богу, что он теперь смотрел на нее как бы сквозь призму, и его воображаемая Лили затмевала подлинную Люсинду. Люсинда, впрочем, вовсе не была огорчена подобным поворотом событий — ибо ей удавалось ускользать из оболочки Лили, оставляя несчастного Карла в дураках.

Несчастный Карл. Должно быть, она и впрямь любила его. Иначе почему ее сердце болезненно сжималась, когда в очередной раз, удаляясь с каким-нибудь красавчиком, она видела, как болезненно дрожит и дергается его лицо? Если бы еще не его мужская настойчивость! Секс — исконный враг романтических отношений, где же она это читала? Так или иначе, именно секс делал их борьбу особенно сложной. Сколько раз, лежа во тьме, она мечтала о пустынном острове, о коттедже на берегу океана — и когда это казалось уже вполне досягаемым… появлялся очередной налившийся багровой кровью мужской член.