Седьмой лимузин

— Дело не в тебе, Алан. — Порывшись в сумочке, Джилл извлекла подписанный чек на тридцать три тысячи семьсот двадцать пять долларов. Деньги Жулу за вычетом комиссионных Харры. — Стоит мне поглядеть на этот чек, и мне становится весело, и грустно, и как-то тревожно.

— Все эти определения подошли бы для описания моей жизни.

— Моей тоже. — Она расправила чек, иронически аффектируя каждое движение пальцем. — А к полудню я улечу домой, и там эти деньги мне пригодятся. Не собираюсь еще когда-нибудь сюда возвращаться.

Ни один из нас не чувствовал голода. Официантка смирилась с таким поворотом событий. Круглосуточные кофейные представляют собой особый мир. Официантка уже вновь спешила к нам со свежей порцией кофе.

— Я тоже уезжаю, — дождавшись ее ухода, объявил я. — Фрэнсис, должно быть, уже с ума сходит, сколько бы она за это время ни заработала… — Я подлил себе в чашку сливок и последил за тем, как они пенятся. — Ответственность. Бремя ответственности. Ты меня слушаешь?

— Алан, никто же не ждет от тебя…

— Разумеется, никто! Потому-то мне так легко смыться. Появилась возможность спуститься наконец наземь с моего белого скакуна. Вот что происходит, когда выпадаешь из собственного жизненного стиля. — Шапка пены поднялась уже до обода чашки. — Ангел мщения! Элио бы посмеялся. Не правда ли?

Джилл промолчала. Но настояла на том, что сама заплатит за кофе.

— Думаю, я теперь в состоянии это себе позволить, — сказала она, бросив на меня взор, благодаря которому все сразу же утратило малейшее значение.

Мое возвращение в Сан-Диего в каком-то смысле превзошло все мои ожидания. На пять дней, проведенные без меня, творческий бардак, царящий на студии «Эшер и Бэрр», стал еще более творческим. Фрэнсис приняла срочный заказ на фотооформление интерьера в гостинице «Коронадо», ее негативы и пробные отпечатки были развешаны по всей лаборатории, как нижнее белье на веревке. Весь понедельник я провел, помогая ей печатать фотографии, а собственные снимки, сделанные на аукционе, включая свару между полубратом и полусестрой, отдал на проявление в обычную здешнюю лабораторию.

И во вторник утром, когда мы с Фрэнсис, как пара лунатиков, занимались своим делом, на уме у меня были только слайды.

Правда, Фрэнсис то и дело испытующе на меня посматривала. Я поведал ей о печальной необходимости расстаться с Тридцать пятой моделью, но больше не сказал ничего. Поэтому она и не подняла большого шума, когда я снял рабочий халат после того, как из «Кодака» позвонили, что мои снимки готовы. Мы рано заперли студию, а затем, во избежание пробки, поехали ко мне домой по старому приморскому шоссе.

Я обещал угостить ее «Кровавой Мэри» и портером. Я занялся напитками и барбекю, а она, усевшись на моем крошечном балконе, задрала ноги и принялась любоваться игрой закатных лучей на глади Тихого океана.

— Ну, и как там дела?

Я вышел на балкон, перевернул решетку для жарки мяса, подбавил соусу.

— Помаленьку, — с некоторым опозданием отозвалась Фрэнсис. Она размешала в бокале кубики льда, делая вид, будто полностью поглощена великолепным зрелищем. Одетые по погоде серфингисты по-прежнему сражались с изумрудными волнами. Вдоль берега в сторону Лa-Джоллы один за другим зажигались огни в домиках из калифорнийского дерева и стекла, усеявших скалы по океанскому побережью, превратив тем самым мой собственный в неновую и скорее жалкую коробочку.

Но жизнь в любом раскладе дарует нам свои утешения. Я достал из холодильника зеленый салат, вынул из микроволновки запеченный картофель, и мы накинулись на еду, любуясь тем, как все ярче разгораются огни по мере того, как на землю опускается тьма.

— Я и десерт приготовил. Французское ванильное мороженое от Уилла Райта с «амаретто».

— Спасибо, Алан, это, пожалуй, чуть попозже. Мне кажется, я сейчас лопну. Тридцать лет назад, если бы меня угостили таким ужином, я бы решила, что меня соблазняют.

— А почему ты думаешь, что это не так? — Подавшись к Фрэнсис, я помог ей встать. — Пойдем-ка внутрь, мне хочется тебе кое-что показать.

Она села на диван и, затаив дыхание, принялась следить за тем, как я роюсь у себя в ящике со спиртным. Должно быть, она решила, что речь идет о каком-нибудь дорогом и смертельно крепком напитке, аккуратно упакованном в бархатный футляр. Я открыл футляр и поставил перед ней на кофейный столик серебряную статуэтку слона, поднявшегося на задние ноги.

Фрэнсис по-прежнему разъезжала на старом «Студебеккере» с башенкой, сильно смахивавшем на танк с линии Зигфрида. Но по мере того, как шло время, она по закону сообщающихся сосудов начала недурно разбираться в автомобилях. И конечно же, взяв слоника в руки и принявшись вертеть его так и сяк, она догадалась о происхождении и предназначении статуэтки.

— Да, — в конце концов протянула она, — Элио всегда умел делать щедрые подарки. — Фрэнсис огладила холодную серебряную поверхность. — На ощупь, вроде бы, настоящая. Ты уже проверил?

Я сидел напротив от нее, закинув ногу на ногу.

— Мне почему-то кажется, что он не стал бы завещать мне подделку.

— Тогда откуда же этот слоник взялся?