Седьмой Принцип (СИ)

И тотчас огромное и ошеломительное в своей внезапности чувство потери свалилось на его плечи и крепко за них уцепилось. Ну, как можно было жить с таким грузом? Никак.

"Как странно, - подумал тогда Веня, - но еще какой-то час назад я не знал того, что знаю теперь. Что несчастлив. Теперь, чтобы избавиться от несчастья, нужно либо забыть все, либо не забывать, но сделать то, что обещал".

Через четыре месяца, окончив курсы и выпросив в мастерской отпуск на две недели, для чего ему пришлось в срочном порядке завершить реставрацию кресла, хозяин которого уже не мог без него обходиться, Веня прилетел к Марине в ее далекий северный город.

Марина, прямо скажем, была приятно поражена его приездом, вероятно потому, что он не создавал впечатления человека, способного на серьезные и решительные поступки. Но Веня, несмотря на внешнюю мягкость, пожалуй, даже чрезмерную, на самом деле мямлей не был, и обладал достаточной твердостью характера, чтобы самому принимать важные для себя решения. Странно, но именно в этом Марина препятствовала ему всю их совместную жизнь. И тут, как говорится, нашла коса на камень, что, впрочем, проявилось не сразу.

На свадебном банкете, как с большой натяжкой можно было назвать их скромное застолье, они все изрядно-таки накачались молдавским коньяком с не свадебным названием Юбилейный, очень неплохим, кстати сказать, коньяком. И когда алкоголь слегка приглушил нервную волнительную радость первых часов их совместной жизни, они завели долгий и вязкий, как борьба в стойке равных соперников, разговор, словно стараясь выведать друг о друге что-нибудь сокровенное.

Шахматная партия их совместной жизни началась с борьбы за преимущество.

Порыв ветра снизу, от земли, будто апперкот, ударил под дых, рванул полы джинсовой куртки и заставил отвлечься от воспоминаний. И как раз вовремя, чтобы заметить, что с неба за ним как будто кто-то наблюдает. Точно раскрылось на небесах окно, или нечто подобное царской ложе в театре, и оттуда за ним с нескрываемым интересом наблюдают некие мутные личности, облокотившись о перила и поблескивая стеклами биноклей. И не то, чтобы он на самом деле что-то заметил - так, показалось. Но едва лишь ему про видение подумалось, как оно и пропало, и стало так, словно его никогда и не было, и лишь большие серые облака, переваливаясь, точно баржи на бурлящем потоке, плыли важно куда-то по своим делам. Хотя, какие у них, облаков, дела? Плыви себе...

В доме напротив - в такой же, кстати, девятиэтажке, здесь весь район такими застроен, - в окне седьмого этажа что-то блеснуло, и в этом случае это действительно бликовала оптика, наверняка еще и просветленная. Кто-то бдительный наблюдал за ним в бинокль, а может, даже снимал происходящее на видео.

"Вот гады! - подумал раздраженно Веня, - Не дают спокойно..." Тут он замялся. Не дают спокойно что? Он ведь и сам еще не решил, что делать дальше. Конечно, исключить нельзя и трагическое развитие событий, но, в любом случае, не хотелось бы, чтобы кино с его участием в главной роли рассматривали в интернете разные субтильные личности, питая свои худые души его реальным страхом и реальным ужасом. Разозлившись уже не на шутку, Веня погрозил в сторону наблюдателя кулаком. Жест этот показался ему недостаточным и неубедительным, поэтому, слегка поколебавшись, он, словно манифест своего нынешнего состояния и своего отношения к происходящему, к миру - ко всему, выбросил вверх палец, сами знаете, какой. Жест этот, вообще-то, не был для него характерен, не использовал он его в повседневной жизни. Но вот именно, что не был, теперь же он в неистовом порыве продемонстрировал его, вновь обретенное кред, наблюдателю в доме напротив, а заодно и Небу, чувствуя, как задор противоборства, противостояния всем обстоятельствам и силам закипает в нем. Еще не сильно закипает, самую малость, но и ей, малости внезапной, он был рад.

И Небо, будто оскорбившись его непочтительностью, захлопнуло форточку, баржи сошлись бортами, слились и повисли над самой крышей бесформенным влажным и темным пирогом, слепленным из остатков сизой муки. Но на наблюдателя на седьмом этаже напротив его экспрессия не подействовала, и он продолжал блестеть своей стекляшкой. "Ну, и хрен с тобой!" - отнесся к нему Веня с презрением.