Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором

Рассмотрим теперь, как «работает» эта триада в традиционном сознании. Вначале происходит адификация (от слова «ад») государства и общества, что как бы и означает построение «ада земного»…

Логика при этом типично марксистская: коль скоро не удалось построить Рай, то построение есть Ад. Третьего не дано!

Весь спектр проблем пропускается через узкий схоластический фильтр. Методы анализа общества, отвечающие современным требованиям, сознательно не применяются. Принципы описания — притчевые, морализаторско-доктринерские, адресующие к теологическому лубку. Все это резонирует с подсознанием, в котором черно-белая реальность всегда вытесняла собой любые картины, основанные на сложности гамм и обилии цветовых и световых переходов.

Национальный архетип осознается с точностью, делающей честь. Потребность в эсхатологии, в борьбе Света и Тьмы, в изначальном протесте против греховности сущего — учтена и использована, как говорят, «на все сто», столь же полно использована и податливость на лесть, свойственная нашему культурному стереотипу.

Предполагается, что каким-то странным образом в сознании читателя все-таки существует неискаженная система нравственных и смысловых координат, позволяющая читателю с помощью автора вырваться за пределы адосферы. Хотя, если это возможно с помощью публицистических сентенций, то в чем же ад и где его главное свойство — непроницаемость, замкнутость, при которой обитатели его должны «оставить упования»? Ответ в том, что автор — титан мысли, а читатель — герой. Такой ответ спасает (причем весьма легкой ценой!) тот «героический» тип саморефлексий, который столь привычен советскому человеку на протяжении всего предшествующего периода. Раньше он был «героем деяния», «построителем светлого мира», теперь он… «тоже герой!», «сознатель и осудитель». И читатель с восторгом принимает рассуждения автора.

На деле же автор, как и любой продвинутый представитель советского истеблишмента, убежден, что читатель — это «совок», то есть идиот, автором презираемый. И, надо прямо сказать, не без некоторых на то оснований! «Совок» этот, по мнению автора, всю жизнь питался идеологической чушью и будет питаться ею до Второго Пришествия. Главное — льстить ему грубо (а то не поймет) и ни в коем случае не говорить с «совком» серьезно и по существу. Эти условия блистательно исполняются…

Читатель клюнул не столько на содержание, сколько на соблазнительную роль, предусмотренную для него автором в первой части сценария. Но за первой частью следует вторая. И там у читателя — новая роль. Эта роль состоит в том, чтобы разрушить Ад внутри себя, то есть осуществить тотальную деструкцию по отношению ко всему, что касается его прошлого.

Подобно святому Георгию, читатель должен поражать всех «змиев» коварного антимира. Коварство же антимира состоит в том, что «змий» все время демонстрирует читателю свои иллюзорные облики. Это и отец, погибший в войне, и дядя, скажем так, к примеру, руководивший военным заводом на Урале и работавший там до седьмого пота, и дед, прошедший мировую войну, затем воевавший в гражданской, арестованный, выпущенный из тюрьмы, опять воевавший… Вроде бы все это знакомые, привычные и очевидные образы.

Но ведь мир заколдован. Колдовство предполагает подмену. А значит, посвященный в тайны колдовства ученик тем-то и отличается от заурядного «совка», что способен видеть, как «змий» мимикрирует и принимает чужие обличил, в том числе и обличил близких ему людей. И, убивая «змия», топча, его, обращенный в новую веру, даже если он видит, что топчет что-то дорогое его сердцу, все равно переступает через себя, сознавая, что (в очередной раз!) делает великое дело.

Сделать-то он это дело в очередной раз, разумеется, сделал, горячась и в угаре нового псевдозначения. Но потом-то ведь каково?

Но в том-то и логика трехчастной модели, что растоптавший, убивший, надругавшийся уже связан своим деянием, уже вошел в новую роль. Вернуться назад он не может. А значит, должен идти вперед. Куда же? В третью часть хорошо продуманного сценария.

В этой третьей части от символического действия, осуществленного в прошлом, «герой» должен перейти к действиям в окружающем его мире…, то бишь антимире, где все — антилюди («совки») осуществляют антидействия: строят, лечат, учат и т. п. Им-то кажется, что именно они и действуют. Но беда-то их в том, что они не читали нового «слова божьего», не восприняли АКМа и не поняли, что живут в антимире и рождены антипапой и антимамой, а окружены антиобществом. Но читатель-то понимает. Он — герой. Он — адепт АКМа. Он уже разрушил свой внутренний Ад.