Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором

Предполагая, что общечеловеческие ценности открываются нам в историческом процессе, встраиваясь при этом в культуру, авторы Общечеловеческого Ценностного Проекта оказываются на перепутье между сциентистской методологией, философским рационализмом и интуитивистской аксиоматикой.

В итоге — мы вновь выходим к идее духовных источников, постигаемых интуитивно и не всегда выразимых рационально.

Стоило ли делать изначальную заявку на новый Проект, для того чтобы выйти на кантовские императивы и «нравственный закон внутри нас?» Ведь известно, что суть подобного императива передается лишь с помощью так называемой «непрямой коммуникации», что он не дает выхода в реальность, постулируя лишь наличие у каждого человека изначальной способности совершать личные поступки, основанные на свободе выбора.

И как уже не раз в Истории, мы по поводу общечеловеческих ценностей задаемся вопросом об объеме, глубине и подлинном содержании этого понятия, о том, «що це гаке и с чим его йисты?». Вопрос, казалось бы, должен быть задан творцам Проекта, но они почему-то не торопятся отвечать.

Предлагая нам тотальный рационализм и требуя от нас «целе-рационального действия», они, коль скоро к ним пытаются применить те же мерки, вдруг становятся интуитивистами чистой воды.

Отказываясь от прямого ответа на вопрос о том, что есть «общечеловеческие ценности», они ссылаются на их неизречимость, на то, что попытка что-либо здесь объяснить поневоле окажется лишь экспликацией этих ценностей в рамках той конкретной культуры, в которую погружен их творец, и на поверку они будут всего лишь исповеданием его Веры, выражающей это исповедание лишь для тех, кто это исповедание разделяет. В конечном счете это неизбежно приведет к отказу от столь высоко ценимой ими позиции Исследователя, свободно парящего в астральной Сциенте и наблюдающего культурные миры со своего «высока», и переходу на позиции (всего лишь навсего!) Проповедника…

Какого же Бога? Того, с чьей помощью общечеловеческие ценности единственный раз в Истории были явлены во плоти?

Но принятие этого утверждения всеми без исключения людьми, в том числе и теми, кто трактует этот закон иначе и от лица иной трансценденции, не может происходить иначе, чем путем насилия (явного или скрытого) «ад майориум глориам деи».

Слова же о том, что нравственный закон один, как едина Истина и един Бог, но что есть много путей выражения Истины и проявления Бога, ничего не добавляют к беспомощности исследователя при разрешении вопроса о сути Бога и Истины.

Ибо кроме постоянства всех этих понятий, якобы всего лишь различными извилистыми путями ведущих к одной Магистрали, у человечества есть и нечто еще более постоянное, чем все эти постоянства. А именно — трудности (конечно же временные, какие же еще!), связанные с вопросом о том, что есть подлинное Добро, а что есть видимость, творимая Имитатором, что есть Бог, а что Дьявол, выдающий себя за Бога.

Высшая истина всех религий — напряженная борьба между Богом и Дьяволом, трагический и великий удел Человека, являющегося субъектом и пространством этой великой Войны.

А значит, высший грех — это есть смирение, ожирение, самодовольство, успокоение. То, которое знает дедукцию общечеловеческих ценностей и вещает от их лица, более того — тщится измерять своими рукотворными мерками, сколь адекватно те или иные общечеловеческие ценности воплощены в тех или иных культурах.

Самодовольство, готовое уже строить чуть ли не шкалу (!) общечеловеческих ценностей, надменно говорит любым, кто сомневается в их наличии: «Это столь же непреложно, как результат умножения два на два». Оно при этом само не понимает, насколько разоблачающе близко подошло в этом утверждении к истине о себе и своих ценностях.

Что — внутри?

Ценности — это высшие принципы, на основе которых обеспечивается пресловутый консенсус, то бишь согласие, между людьми, народами, нациями и государствами, и, разумеется, — общечеловеческое согласие, достижение которого и вправду составляет главную задачу человечества в XXI столетии.

Ценности творятся в недрах религий, которые оплодотворяют ими человеческую культуру. Религия есть, таким образом, Отец, а Культура — Мать ценностей, и если мы хотим проникнуть за оболочку словосочетания «общечеловеческие ценности» и понять, что внутри, мы должны отталкиваться от наличия этих общечеловеческих праценностных субстанций, тех субстанций, которые эти ценности порождают. Иначе говоря, мы должны признать наличие общечеловеческой религии и творимой ею общечеловеческой культуры.

Но ни то, ни другое в исторической практике в чистом виде не существует. А извлечение тех или иных экстрактов — занятие, как мы знаем, не слишком почтенное.

Тогда где же та субстанция, которая позволяет вести разговор об общечеловеческих ценностях? И есть ли вообще какая-то субстанция, за которой можно закрепить статус общечеловеческой, универсальной?