Седьмой сын

Этого голоса сейчас, в момент поражения, он и страшился, и жаждал. «Прости меня, успокой, мой Посетитель, мой друг! Не угрожай мне наказанием Небес, ужасным проклятием злопамятного Бога».

– Наказанием Небес? – переспросил Посетитель. – Как я могу наказывать тебя, столь великолепного представителя человечества?

– Я вовсе не великолепен, – прохныкал Троуэр.

– Ты человек, вот и все, – ответствовал Посетитель. – По чьему образу и подобию ты сотворен? Я послал тебя нести мое слово в тот дом, а вместо этого тебя чуть не обратили. Как мне теперь тебя называть? Еретиком? Или, может, скептиком?

– Христианином! – вскричал Троуэр. – Прости меня и снова назови христианином!

– У тебя был нож в руке, но ты отложил его в сторону.

– Я не хотел!

– Ты слаб, слаб, слаб, слаб, слаб…

Все чаще повторяя это слово, Посетитель растягивал его дольше и дольше, пока каждый повтор сам по себе не превратился в песню. Ведя свою песнь, Посетитель принялся ходить кругами по церкви. Он не бегал, но ноги его двигались необычайно быстро, намного быстрее ног обычного человека.

– Слаб, слаб…

Он двигался стремительно, и Троуэру приходилось вертеться на месте, чтобы не упустить его из виду. Ноги Посетителя уже не касались пола. Он скользил по стенам, плавно и легко, как таракан, сливаясь в движении. Потом он принялся мелькать еще быстрее, пока не превратился в одну сплошную полосу, и Троуэр уже не мог уследить за ним. Священник облокотился на алтарь, обратившись лицом к пустым церковным скамьям, и стал смотреть за мельканием Посетителя. Раз, еще раз, еще.

Постепенно Троуэр понял, что Посетитель изменил форму, вытянулся, превратившись в длинного ловкого зверя, ящера, аллигатора, блестящего сияющей чешуей. Он рос, пока тело его не вытянулось, полностью окольцевав комнату, – вокруг священника метался громадный червь, зажавший в зубах собственный хвост.

И Троуэр осознал, насколько ничтожен, никчемен он по сравнению с этим прекрасным созданием, которое переливалось тысячами цветов и оттенков, сияло внутренним огнем, вдыхало тьму и выдыхало свет. «Я поклоняюсь тебе! – закричал Троуэр про себя. – Ты олицетворяешь то, чего я всегда жаждал! Поцелуй меня, изъяви свою любовь, дабы и я мог вкусить твоей славы!»

Внезапно Посетитель остановился, и к священнику протянулись громадные челюсти. Вовсе не затем, чтобы поглотить целиком, ибо Троуэр знал, он не стоит даже этого. Теперь он осмыслил ужасное положение человека: он висел над адской пропастью, как паучок на тоненькой ниточке. И Бог поддерживал его только потому, что даже разрушения он не стоил. Бог не испытывал к нему ненависти. Троуэр был отвратителен, и Бог презирал его.

Троуэр заглянул в глаза Посетителя и отчаялся. Ибо ни любви в них не было, ни прощения, ни гнева, ни презрения. Глаза зияли абсолютной пустотой. Чешуйки слепили, рассыпая искры внутреннего огня. Но глаза огня не испускали. Даже черноты в них было не видно. Их просто не было, ужасающая пустота дрожала вместо них, ни секунды не стоя на месте. Это было отражение Троуэра, он представлял собой ничто, и если он останется жить на этой земле, то будет бесполезно занимать драгоценное пространство. Оставался единственный выход – самоуничтожиться, рассоздаться и вернуть миру былую славу, которую бы он обрел в случае, если б Филадельфия Троуэр никогда не появлялся на свет.

* * *

Армора разбудила истовая молитва Троуэра. Свернувшись в комочек, он спал у плиты Франклина. Может быть, растопив ее так жарко, он чуть-чуть перестарался, но тогда он ничего не ощущал – холод сжигал его. К тому времени, как он добрался до церкви, рубашка покрылась коркой льда. За сожженный уголь он расплатится, привезя пастору вдвое больше угля.

Армор хотел заговорить, дать Троуэру знать о своем присутствии в церкви, но, услышав молитву, мигом позабыл все слова. Священник говорил о ножах и артериях, о том, что ему следовало разрезать на части врагов Господа. Спустя минуту-другую до Армора дошел смысл молитвы: Троуэр пошел с ним не затем, чтобы спасти мальчика, он хотел убить его! «Да что ж такое происходит? – подумал Армор. – Христианин избивает жену, верующая жена заколдовывает мужа, а священник задумывает убийство и просит прощения, что не смог совершить это ужасное преступление!»

Молитва Троуэра неожиданно оборвалась. Голос его охрип, а лицо покраснело – такое впечатление, что его вот-вот должен хватить удар. Но нет. Троуэр поднял голову, как будто к кому-то прислушиваясь. Армор тоже напряг слух и действительно что-то расслышал: далекий разговор, словно люди кричат друг другу в бурю, а ветер тут же уносит их слова, и не можешь расслышать, о чем именно идет речь.

«А, знаю, в чем дело, – догадался Армор. – Преподобному Троуэру явилось видение».