Седой Кавказ

Встречный хлесткий удар сразил его наповал. На помощь Майрбекову подоспел смуглый здоровяк, лет тридцати пяти. Арзо полетел в воду, его потоком понесло вниз. Он вылез метрах в пяти, вооружившись булыжниками, двинулся на противников. Перед ним полукругом стали три человека; у одного в руках табельный пистолет, у другого нож, третий, безоружный, явно сторонился.

– Брось камни! – приказал самый взрослый на вид, тот, что был с пистолетом. – Кому говорю, брось!

За спиной троицы пришел в сознание Майрбеков, поднял огромный камень, усилил фронт.

– Вон отсюда! – заорал в отчаянии Арзо, угрожающе вознес булыжники.

– Последний раз приказываю, бросай! – два выстрела оглушили Арзо, у ног разлетелись камни, многочисленные осколки впились в тело, ниже пояса.

– Га-а-ды! – заорал Арзо и поочередно стал метать свои боеприпасы.

Еще долго по горам вперемежку носилось эхо выстрелов и последний отчаянный крик, а полуголая вооруженная свора по-милицейски умело истязала валяющегося в четырех парах ног тело Самбиева.

Мальчишки из Ники-Хита, ожидавшие объедков и пустой тары после пьянки, невольно увидели всю картину происходящего. Они помчались в село. Группа мужчин преградила путь двум машинам. Угрожая пистолетами, а главное, мундирами, блюстители порядка прорвались, умчались восвояси… Избитого Арзо доставили в районную больницу. В тот же вечер следователь РОВД опрашивал лечащего врача о состоянии здоровья Самбиева, интересовался, когда можно будет допросить, так как пострадавший угрожал с оружием в руках работникам милиции, нанес травмы и против него, возможно, будет возбуждено уголовное дело.

* * *

По воскресеньям Докуев Домба парится в бане с высшими номенклатурными работниками республики. Слегка в подпитии, он к восьми часам вечера возвращается домой, чтобы пораньше лечь спать и быть свежим к началу предстоящей недели.

После бани и легких закусок к спиртному у Домбы разыгрался нешуточный аппетит. Не дожидаясь, пока верный нукер Мараби загонит машину в гараж, он побрел на кухню – любимое место жены Алпату и незамужней старшей дочери Курсани.

– Накрывай на стол! – крикнул Домба прямо с порога кухни.

– Только о животе думаешь! – неласково встретила его жена. – Ты даже не знаешь, что случилось!

– Что? – удивился муж.

– Только что звонила Джансари, – Алпату от волнения тяжело говорит, все вздыхает, машет руками. – Боже мой! Боже мой!… Да что за напасть, нам эти Самбиевы?!

Теперь и Домба встревожился.

– Что случилось, говори!

– Понимаешь?! Этот подонок Арзо напал на нашего…

– Албаста? – вырвалось у Домбы.

– Да нет, на зятя – Арби…

– Давай поесть, – вмиг успокоился муж.

– Тебе даже дела нету! – вскричала Алпату. – А ты о дочери думаешь? Этот ублюдок огромным камнем попал прямо в грудь… Бедный!… Ты знаешь, доченька говорит, что грудная клетка Арби прямо плоская стала.

– Как твоя? – заглядывая в кастрюлю, проронил муж.

– Скотина! Распутник! Пьяница! Ты только о грудях и задницах думаешь, а судьба собственной дочери и жизнь единственного зятя тебя не интересует.

– Да этот зятек столько денег у меня выудил, что за его судьбу мне нечего волноваться.

– Только о деньгах думаешь? – волчицей набросилась теща за права зятя. – А как он нас любит! Просто родной! Как сын!

– По расходам – дороже двух сыновей, – констатировал факт Домба.

– Как тебе не стыдно?!… Разве можем мы не помочь нашей дочери?

– Я не против, – стал не на шутку огрызаться муж. – Просто совесть и меру знать надо… А тебе впору не только его, но и всех его братьев и сестер усыновить. По крайней мере – все они на моей шее. Я представляю, сколько у меня они выудили, да сколько ты им скрыто от меня даешь?! А Арзо сволочь, мазила несчастный.

– Ты совсем одурел к старости! – огорошилась Алпату.

– Перестаньте ругаться, – вступила в спор дочь. – Дада, в данном случае ты неправ. Сестра говорит, что у Арби вся грудь перевязана.

– Хорошо, что грудь, – с сарказмом выдавил Домба, – а то на живот бинтов бы не хватило… Год не прошел, как он женился на нашей дочери. Был – во, – вытянул вперед указательный палец, – простой старшина-участковый: тихий, послушный, подобострастный. А теперь он – во, – Домба развел руки, – лейтенант, инспектор ОБХСС. Теперь даже со мной надменен. Приедет на машине, развалится на диване, а вы вокруг бегаете… Даже при мне в сортир вальяжно заходит… Вконец освинячился. И ты его таким сделала, – уперся он шальным взглядом в жену. – Если хочешь знать, нам с Самбиевыми лучше дружить, чем враждовать. Только-только Албаст с ними наладил отношения, а этот осел, ваш зятек, что-то натворил.

– Да сволочи твои Самбиевы! – вновь пошла в атаку Алпату. – Всех их истребить надо!

– Не шумите, Мараби идет, – глянув в окно крикнула дочь Курсани.

– Вот тоже прихвостень! – на еще не вошедшего Мараби полились обвинения Алпату. – У нас жрет, а с Самбиевыми дружкуется.

– Ой! – воскликнула Курсани, – Арби и Джансари приехали!

Она бросилась к выходу, чуть не сбила с ног Мараби. Следом засеменила мать.