Седой Кавказ

Оказывается, Докуева только о Байтемировых и думает, все переживает за здоровье мужа подружки, и только суета проклятой городской жизни не позволяла ей до сих пор наведаться в столь родное и почитаемое семейство. Это самобичевание длится довольно долго, говорит только гостья, все еще обнимая с любовью мать Поллы, но глядит только на девушку, и довольная, счастливая улыбка удачливого охотника не сходит с ее лица.

– Ой, я совсем голову потеряла! – артистично взмахивает Докуева руками. – Ведь меня ждут, он так хочет повидать твоего больного мужа, ведь как-никак они друзья детства. Каждый день о нем вспоминает. Несчастный! Как он? Все еще лежит? Ну пойду, позову. Мы сейчас вернемся.

Минут через десять к воротам Байтемировых подъезжает роскошный лимузин. Из всех соседских ворот, поверх заборов, десятки глаз наблюдают, как в дом Зуры заносят: огромную баранью тушку, живую белую индейку, свертки с конфетами, подарками и под конец огромный торт в промасленной коробке.

Пересилив себя, с гнетущим, траурным видом Домба и Алпату долго сидят в душной, провонявшей лекарствами и болезнью комнате напротив паралитика. От жалости супруги даже всхлипнули, потом долго вытирали лицо платками, ими же скрытно зажимали носы. Несколько раз Докуевы переглядывались, наконец, когда Алпату слегка кивнула головой, – мол достаточно – Домба тяжело встал, в который раз пожелал не один год лежащему больному скорейшего выздоровления, демонстративно вынул из кармана купюру в пятьдесят рублей, сунул под подушку и, уже сделав пару шагов к выходу, ухватил негодующий взгляд жены, спешно вернулся и подложил еще одну голубенькую ассигнацию.

Во дворе Докуевы глубоко задышали, будучи под тягостным впечатлением от вида больного, еще долго с неподдельной печалью махали головами, разводили в беспомощности руками. Провожающая их Зура с присущей только ей жалостливой, кроткой улыбкой благодарила за оказанную честь, внимание, щедрость.

– А Полла, как будущий врач, что говорит о болезни отца? – плавно перешла к актуальной теме Алпату.

– Да, – опомнился Домба о цели визита, и семенящая к воротам походка застыла.

Невнятные объяснения Зуры по поводу болезни мужа были невразумительны, и Алпату пожелала услышать более квалифицированное резюме прямо из уст будущего врача.

– Да, – подтвердил просьбу жены Домба.

Зура несколько раз окликнула дочь и, когда та не вышла, пошла за ней. До неприличия долго пропадала хозяйка в доме. Домба засуетился, мимикой и жестом показал жене, что пора уходить.

– Стой, – шепотом приказала Алпату. – Вокруг говняшной Ясуевой мы на коленях ползали. Так эта по сравнению с ней – золото.

– Она за отцом ухаживает, не может выйти, – появилась на скрипучем от ветхости, свежевыкрашенном крыльце Зура, все так же виновато улыбаясь, от волнения поглаживая натруженными руками бока выцветшего грязного халата.

– Ничего, мы подождем, – настояла на своем Алпату.

Еще дважды безуспешно ходила Зура в дом, и только после того как все убедились, что заботливая Алпату не уедет, не узнав точного диагноза больного и какие лекарства она должна привезти в следующий раз, на пороге появилась пунцово-красная, строгая Полла.

Брови Домбы взметнулись по-орлиному вверх, и по мере того, как девушка четко и коротко отвечала на досужие вопросы Докуевой, его удивленный рот все шире и шире раскрывался, а осанка из сгорбленной под впечатлением вида больного, стала по-молодецки стройной, грудь выпяченной.

Досконально изучившая мужа, Алпату уловила перемену чувств Домбы, очарование девушкой сменилось на досадную ревность к ней и презрение к мужу. Она закруглила смотрины и, суховато попрощавшись с Поллой, увлекла ее мать за ворота. Домба и Анасби еще долго сидели в машине, пока две женщины о чем-то говорили, сидя на деревянной скамейке у ворот Байтемировых. В основном говорила Алпату, а Зура упорно прятала почерневшие от воспаления вен ноги, обутые в старые, порванные калоши. Мать Поллы только печально качала головой, ее усталый, туманный взгляд говорил, что она все понимает и одобряет, но Полла есть Полла – ей приказать нельзя, а неволить просто невозможно.

Когда, проводив непрошеных гостей, Зура вернулась в дом, дочь набросилась на нее с негодующим упреком.

– Да при чем тут я? – виновато оправдывалась мать, и дело, может быть, дошло до грубости со стороны дочери, но в это время вошел дядя Овта – младший брат отца Поллы, следом тетя – родственница по линии Зуры.

То, что Докуевых не интересовал больной Байтемиров, поняли все сельчане, и нетрудно было догадаться, что цель приезда богатых горожан – красивая дочь.

– Ну и везет же Полле! – шептались соседи, кучкуясь в сумерках у своих ворот.

– Да-а, наделил ее Бог и умом, и красой, а теперь и женихом-богатеем.

– Да и заслуживает она этого.

– Это верно… Однако все одной…

А в это самое время едущий в город Домба, будто бы для жены, а на самом деле для сына, восхвалял красоту и очарование односельчанки. Алпату сдержанно поддакивала ему, а в душе думала: «Старый хрыч, небось с удовольствием сам женился бы – да кишка вялая».