Седой Кавказ

– Ой, радость-то какая! Полюшкин брат приехал. А она ничего не говорила, видать, не знала. Полчаса назад ушла, к двум обещала вернуться. Хорошо, что ты приехал, а то у нас нелады. Когда По-люшка болела, всех старшекурсников переселили в новое общежи-тие, а сюда поселили молодых, а про нашу Полю забыли. Осталась она в воздухе – не туды – не сюды. Вот теперь и живет с нами в ка-морке. Обещают устроить только после лета. А тут еще беда у нее с замдекана. Сволочь у нас тут одна есть. Морду ему набить некому. Так он Полюшку замучил, говорит, отрабатывай пропущенное – не то уволю, – тут низенькая бабуля перешла на шепот. – Полюшка кра-сивая – он ее просто домогается… Все об этом гутарют. Управы на него нет… Ой, да что мы стоим-то здесь на сквозняку. Пойдем, тут рядышком.

Следом за бабулей Арзо вошел в узкую, длинную комнату, на-поминающую котельную или подсобку. Под потолком узкое окно, на потолке две лампы в металлическом абажуре, две кровати, меж ними стол, над одной кроватью небольшая застекленная рама. Самбиев стал против нее: крупная фотография покойного отца Поллы; по-меньше – мать, два младших брата; ниже – черно-белый снимок, где в центре он, а с боков сестра Деши и Полла. Все трое босоногие, юные. Арзо с щемящей болью вспомнил те далекие дни на прополке сахарной свеклы, когда кто-то случайно сделал этот снимок. И нако-нец, в правом нижнем углу рамки, крупное, цветное фото его самого в военной форме, с надписью «на память любимой», и дописано ру-кой, женским почерком – «сестре». Этот снимок Арзо послал Полле, когда получил звание старшины и слова «сестре» на ней не было.

– Любит она тебя как старшего брата, – отвлекла его от фото-графий бабуля. – Говорит, что стесняется тебе рассказывать, а то приехал бы ты – жару всем дал. Молодец, что приехал. Полюшка го-ворит, что ты нынче на хорошей работе, в министерствах… Куртка у тебя богатая, видать, теплая. А бедная сестрица твоя, уж как знаю ее, в одном плаще – и зимой и летом. А тут еще беда, из-за ее заразной болезни – полгода на «скорую» не берут. Кругом обложили бедняж-ку. Да что же я болтаю без умолку? Ты с дороги устал, небось, попей чайку и ложись на кровать сестры, а мне к дверям надо, а то вдруг пройдет кто. Ну, отдыхай.

Оставшись один, он сел на стул, осмотрел угол Поллы. Под кроватью постелены газеты, на них аккуратно сложено множество книг, тетрадей. Там же – туго набитый пакет и рядом в ровный ряд обношенные туфли, босоножки, тапки. На гвозде висят два платья и халат. Вся эта одежда ему знакома уже несколько лет. «Неужели это весь ее гардероб?» – недоумевал он.

Спросив у бабульки, где располагается новое общежитие, Арзо тотчас направился туда. С виду сварливая комендантша равнодушно отнеслась к визиту Самбиева. Разозлился он, показал свое важное удостоверение и стал орать на охамевшую женщину. Испугалась ко-мендантша, говорит, что замдекана добро не дает.

– Так ты ведь сама адыгейка, – перейдя на спокойно-повелительный тон, стыдил Арзо комендантшу. – Почему ты не по-можешь землячке? Живет она в сыром подвале после болезни. Или, может, она в твой личный дом просится, или не студентка, как все?

– Да что я сделаю? Этот хам неровно к ней дышит. Вот в чем дело… Все это знают.

– Сегодня посмотрим, будет ли он вообще дышать, – до предела разозлился он.

Самбиев шел в деканат мимо старого общежития и решил на всякий случай посмотреть – не пришла ли Полла.

– Только что пришла, – выскочила навстречу бабуля. – Ой, как она обрадовалась! Пойдем провожу.

В немой позе они застыли друг перед другом, только тихо по-здоровались. Бабуля, стоящая между ними, удивилась.

– А что это вы, как чужие? Не обнимитесь, не поцелуетесь? Аль что случилось дома?

– Нет, нет, все нормально, – сглаживал ситуацию Арзо.

Он подошел к Полле и, как у чеченцев принято, легонько обнял ее за плечи.

До этого только темно-синие глаза ее излучали радость, а те-перь она засияла во всю ширь своего открытого, гладкого лица. За-манчивые ямочки на упругих щеках зардели притягательными ворон-ками, к ним потянулись края сочных губ, обнажая белый фасад ров-ных зубов. Полла в смущении опустила голову.

– Ну ладно, я пойду, а вы отдыхайте, – избавила их от фальши-вой игры бабуля.

Они молча сели друг против друга. Арзо невольно покосился на рамку – его фотографий уже не было. Он усмехнулся, вслед как-то жалко усмехнулась и она; ее руки мелко дрожали, теребили край пла-тья на коленях, потом она низко склонилась, и Арзо видел только ровную светлую полоску пробора меж расчесанными на две равные стороны черными густыми волосами.

Долго она не показывала лица, и когда взглянула в сторону од-носельчанина, вся была залита алой краской, даже белки глаз порозо-вели с краев.

– Да, – очень грустно выдавила она, добавила тем же голосом. – Теперь поздно.

После этих слов она достала из-под подушки конверт, из него фотографии и, долго мучаясь с рамкой, вставила их на прежнее ме-сто.

Потом устало села на кровать прямо под рамкой, почему-то провинившимся взглядом посмотрела на него, вдруг закрыла боль-шими ладонями лицо.