Седой Кавказ

Только выйдя на ярко освещенную привокзальную площадь, увидев массу людей, потоки машин, услышав нормальную человече-скую речь, он будто бы успокоился, взял себя в руки. Сейчас он оце-нил, что был на волоске от нечистот, и мог запросто влипнуть в дерьмовое дело. Он желал побыстрее добраться до квартиры, первым делом вымыть руки, потом, как обычно, напевая незатейливые мело-дии, долго, с наслаждением принимать душ, выбриться, и, выбросив из головы все ненужные заботы, улечься на роскошный диван и, по-едая щедрый ужин, уставиться до спокойного сна в телевизор.

Однако добраться до квартиры не просто. Его новое шерстяное пальто и вся одежда так вымазаны грязью, что не только в общест-венный транспорт или в такси сесть нельзя, но даже пешком идти по освещенному городу неудобно: могут подумать, что он напился и вывалялся в грязи, или его обваляли, словом ему – человеку в городе довольно известному, профессору-интеллигенту, пересуды не нужны.

Размышляя, как ему быть, он спрятался в тень автобусной оста-новки, потом решил, что надо темными проулками от вокзала дойти до базара, а там, в центре, можно дворами проскочить незаметно до своего подъезда. С чувством счастья, испытываемым уцелевшим по-сле стихии, Султанов бодро зашагал по Рабочей улице, в надежде свернуть к центру. Более часа назад он здесь проезжал на такси, в по-исках Привокзального переулка, и вдруг вспоминая увиденное, он с ужасом осознал, что машинально свернул не направо, к центру, а на-лево, к неказистому дому номер двенадцать, где неизвестно в каком состоянии находится вожделенная Полла – его страсть, его мечта по-следних месяцев.

Ему было холодно, он дрожал, боялся, понимал, что лучше туда не идти, однако, какая-то мощная внутренняя сила двигала им. На что-то надеясь, он замедлил шаг, от бодрости и уверенности ничего не осталось, и он со страхом осознал, что из невольного зрителя, пре-вращается в актера, и через десяток шагов ему предстоит выйти на сцену, и играть роль влюбленного спасителя.

И теперь не только любовь к Полле, а азарт сцены, жажда дей-ствий и испытание самого себя влекли его к этим подмосткам. В дан-ную минуту его не интересовало, что скажет зритель, какого будет общественное мнение, и возможный резонанс. Он понимал, что как мужчине, ему не будет покоя, если он не поможет Полле. И дело да-же не в том, что он ее любит, с ней работает. Женщина в беде, он один об этом знает, и он должен ей помочь, вступить в акт событий и переиграть, перебороть насильников…

Он резко дернул калитку; это был первый, жалкий заслон в его действии, – калитка заперта, и от первой преграды, он остановился, борясь с азартом, заставил себя призадуматься.

То что он обязан принять участие в данной ситуации – вопрос решенный. Другое дело – в какой роли? Первое, – он может идти на-пролом, а там будь, что будет. Второе – вернуться к вокзалу и сооб-щить в милицию. И третье – сесть в засаду и ожидать возвращения насильников, и там действовать по ситуации.

Через минуту последние два варианта отпали; его жжет нетер-пение, он жаждет лавров личной славы, ему самому желаемо спасти Поллу, с безрассудным любопытством он хочет понять и увидеть, что же произошло с ней.

Довольно легко Султанов одолел невысокий прогнивший забор. От его веса изгородь накренилась. Не обращая на это внимания, он воровато засеменил к крыльцу – входная дверь тоже заперта. Огля-девшись, Оздемир, набрал в ладони воды из лужи, брызнул на разби-тый плафон – лампочка зашипела и лопнула.

Во мраке он почувствовал себя уверенней. Как он ни бился, с виду трухлявая дверь не поддавалась. Тогда он пошел по периметру дома в надежде проникнуть в окно. С боковой стороны высоко, пря-мо под крышей, настежь раскрыто маленькое оконце, видимо, как вентиляционное в котельной или ванной.

«В крайнем случае пролезу в окно», – подумал Султанов, оги-бая торец и заходя к задней стороне дома. Здесь в кромешной тьме он споткнулся, потом поскользнулся и, падая о что-то ударился: в при-хлопнувшей раме задребезжало стекло, но не разбилось.

Уткнувшись лицом в примерзающую, заиндевелую грязь, сквозь бешеный пульс сердца и тяжелое дыхание он прямо над голо-вой отчетливо услышал приглушенно-надрывный стон. Боязливо Султанов вывернул шею, глянул вверх. На фоне блеклой известковой стены зиял мрак настежь раскрытого окна. Он осторожно привстал, чуточку, не без испуга сунул голову в проем, и теперь прямо под со-бой услышал жалобный стон.

– Полла! – прошептал он.

В ответ снова стон.

Он придал Оздемиру сил и уверенности. Больше не мешкая, он полез в помещение, спрыгивая с окна, наступил на тело, отчего стоны усилились.

– Полла, ты где? Это я, Оздемир… Где здесь выключатель?

Он стал шарить по стене, потом, освоившись в темноте, разли-чил дверной проем. Щелчок допотопного выключателя – и пред ним раскрылась поразительная картина: Полла привязана двумя руками к чугунной батарее, так что она может встать только на четвереньки, во рту у нее кляп, сверху, туго перевязанный. Под глазом синяк, одежда изодрана, на одной ноге сапог.