Седой Кавказ

В большом городе поток миграции – процесс естественный, неизбежный; он как-то властями и возможностями инфраструктуры регулируется, и немногочисленные новые жители постепенно подстраиваются под жизнь большого города, волей-неволей принимают его нормы жития и общения. А тут Грозный, столицу свободной Чечни, наводнили «борцы» за веру и свободу из самых дальних уголков – высоких гор и бескрайних пустынь. К ним примкнули и те, кто десятилетиями скитался по России в поисках «длинного рубля», у кого на родине нет гнезда, нет надела. Критическая масса новых жителей возобладала – резко изменился облик Грозного.

В квартире нет воды – ну и что, и в селе за гектар таскаем; нет света – ну и что, путь свободы через мрак лежит; нет тепла – ну и что, дровяную печь поставим, нет телефона – а это что за дикость, мы с горы на гору кричать умеем; мусор не вывозят – так зачем, мы его из окна, прямо к подъезду, лишь бы в нашей квартире не вонял; нет канализации – ну и что, мы по нужде, по привычке, во двор бегаем, а коли на седьмом этаже и невтерпеж? – а на что подъезд, ведь он общий, докажи потом, что это я наложил, а мое мне как-то не в гадость; ну, а если сосед морду воротит, так он чистоплюй – партократ, или вовсе козел оппозиции, так он должен знать, что без хьож-мод ^* революций не бывает, свободы не добьешься.

У новых горожан произошло резкое выветривание крестьянской почвенности, сформировалась идеология переселенца, для которого земля, обычаи, нравы – все чужое. И этот город не их, он чужой, они его отвоевали, в виде контрибуции за прошлые страдания получили… Овшивел Грозный, заразился, заболел, зачах… Ранее широкие, цветущие улицы опустели: днем людей мало, а к вечеру пустота, и даже у кого в руках оружие, в оглядку идут, торопятся, и не мудрено – это полная свобода и независимость! И как производные – беспредел, анархия, хаос…

Так неужели на убеленном сединами Кавказе, в многострадальной Чечне не было достойных, мужественных людей, способных противостоять этому злу, этому насилию?

Конечно, были и сейчас есть. Просто абсолютное большинство населения ограничивает себя нравственным, интеллектуальным и родовым табу, тем, что заранее мыслится как невозможное. Для благопристойного чеченца выступать на митинге, даже присутствовать на сборище – позор; искать деньги, обеспечивать семью – обязанность, однако воровать, грабить, у слабого отнимать – низость; и мужества им не занимать, и сила есть, и оружие, однако из-за угла, в спину стрелять они себе не позволят – честь имеют.

Вот на этом и спекулируют отщепенцы, всякая мелюзга, у чеченцев их емко называют къотIалгIийн хIумш^*; для них сдерживающих факторов, таких как стыд, совесть, ответственность – нет, у них границы реальности гораздо шире, для них возможно все – прежде всего вероломство, коварство, подлость.

Так почему же достойные мужи, если их абсолютное большинство, не отстояли свою честь, честь своего народа? Неужели с оголтелой кликой не смогли справиться?

Не смогли… не раз пытались, но не смогли. Мощные, сверхмощные силы извне верховодят в Чечне; свои геополитические, экономические и военные вопросы они решают посредством Чечни и чеченского народа. И дело не в отщепенцах – дело в мировой политике, в аппетитах миллиардеров, в разброде в самой России, в бесчеловечности ее властей.

* * *

В Грозном Самбиев Арзо первым делом пошел к Россошанским. По переписке, он в курсе всех событий: прошлой зимой, прямо на рабочем месте, скончался Леонид Андреевич; Лариса Валерьевна давно на пенсии. Увидев Арзо, она громко заплакала, кинулась на грудь. Некогда принципиальный следователь прокуратуры, бойкая, смелая женщина – ныне придавленная жизнью, сухая, тихая старушка.

Год назад после окончания контракта Дмитрий с семьей вернулся в Грозный. Вскоре его жена Аня с дочерью уехали в Москву. Дмитрий объяснил, что жена уехала из-за тяжелых бытовых условий и отсутствия работы. Лариса Валерьевна утверждает, что тогда, еще до революционных изменений в Грозном, все было нормально, но возобновившаяся связь Дмитрия с Викой стала причиной отъезда снохи. Сам Дмитрий в письмах к Арзо обвинял жену в позерстве, утверждал, что любит и уважает ее, тем не менее много времени проводит у Вики.

Лариса Валерьевна к себе в квартиру Вику категорически не впускает, а посему и Дмитрий редко дома бывает. Теперь огромная квартира Россошанских пустует, и Лариса Валерьевна в одиночестве страшно боится, ибо все соседи – Букаевы, Ясуевы и прочие важные персоны, жители элитарного обкомовского дома квартиры заперли, побросали, уехали в Москву.

Новые хозяева города, обросшие, вооруженные люди, шастают по элитным подъездам, облизываются от вида роскоши, пока только зарятся, вполголоса о претензиях на положенное им жилье шепчутся, однако еще, как говорится, не вечер, все впереди.

К Россошанской новые власти уже два-три раза наведывались, интересовались, почему в такой большой квартире всего два человека прописано, и как бы вскользь намекнули: «не боится ли, почему еще не уезжает?»