– Как рассветет, так и тронемся в путь, – деловито срезав слой прилипшей глины с сапог об угол порога, Кордон подошел к Сане, не знавшему чем занять себя, и протянул для приветствия руку, – уважьте мой интерес, пожалуйста, за чем пожаловали к Игореше Клинописцу? Спросил не ради праздного любопытства, поговорить иногда возникает желание с умными людьми. Мне кажется, вы таковыми и являетесь, раз инкогнито пожаловали в такую даль. С местными же не посудачишь на отвлеченные темы, им подавай лишь, сколько поросят родилось у кумы, да прогнозы на урожай огурцов. А хочется и о политике, и об науке порассуждать, пополемизировать так сказать, развязать ожесточенную дискуссию. Я у них вроде как вместо сельского политолога, своего рода здоровая оппозиция. Склоняют, конечно, мою фамилию на разные лады, подгоняют под нехорошую рифму, да не обижаюсь, что с них взять, темные люди, необразованные.
Саня приготовился выложить как на духу цель и задачи путешествия, но недремлющий Взмылин сразу пресек попытку разглашения тайны, обескуражив Мишу встречным вопросом:
– Простите, что вмешиваюсь, быть на Украине и подружившись с апологетом эскападирующей деревенской интеллигенции, к тому же являющимся служителем кладбища хотелось бы несколько мистических историй услышать? У вас их должно быть немалое число?
Встрепенувшись от обилия новых и приятных слов, Кордон, не задумываясь решил следовать за мыслью профессора, сообразно и толково отвечать при необходимости на заданные вызовы:
– Как нет, полно, пригоршней черпай, только бы не обмишулиться, пока вспоминаю. Да вот, совсем недавно, с месяц назад, не более, случилось событие, как вы и просили, на кладбище и даже очень сверхъестественное. Наслышаны ведь, что в старину, самоубийц, ведьм, магов, лицедеев и прочих нехристей хоронили за оградой территории, где упокоены тела добропорядочных граждан. У нас такая нечисть тоже была, правда похоронена в незапамятные времена, может еще до Катьки, кто его знает. Ну и значит, могилки уже не видно, сравнялась с землей, ладошкой проведи – не отличишь. А выдавал место надгробный камень, небольшой такой, с метр, в виде змеи, ползущей вверх по дереву, огромная тварь была, судя по размерам головы. Изображение уже и цвет потеряло, и форму, не разберешь без пригляда, но надпись выделялась отчетливо, хоть днем, а самое страшное – ночью. Идешь по дозору вечерком, проверить, не пакостит ли кто худой, а надгробие светится зеленоватым сиянием, будто фосфором намазано и тянет обязательно поближе посмотреть. Мне что, знаем бесовские дела, рассчитанные на бздунов, да безвольных, поэтому поворачиваю загодя, занимаюсь дальше своими делами. Утром веселее как-то прохаживаться около проклятого места. Буквы рассмотрел внимательно, скажу я вам, язык не наш, и на иероглифы непохожи. Специально у деда Панасия просиживал целыми днями, даже на границу не бегал. Он еще в перестройку сельскую библиотеку умыкнул, председательствовал тогда в колхозе, теперь бабки книгочеем прозвали, второй после меня по стяжательству ума. Меня не поддерживает в политических убеждениях, но за самогон выслушать горазд, бывает войдем в раж при обсуждении его шатких нонконформистских позиций, так и бегаю домой до глубокой ночи, пока не вылакаем недельный запас.
Кордон исподлобья мельком взглянул на Взмылина. Оценил заезжий умник подачу или не проняло? Медленно опустился на скамеечку рядом с профессором и спохватившись продолжил: