Сегодня, а ещё лучше – вчера! Свадебный хоровод Созвездий

Дрэго ударил кулаком по столу, и принц Кайонэ опять оказался в когтях Дракона. Третий раз! И уже второй из-за Паломы. Только на этот раз Дракон перенёс Кайонэ в пещеру не столь бережно. Его когти нанесли телу принца глубокие раны. Но что человеку физическая боль по сравнению с муками душевными? Ничто! Так считал и Дрэго, который, увидев кровь, проступившую сквозь одежду Кайонэ, сказал:

– Шрамы украшают мужчину! А женщин делают сговорчивее! – и обернулся Драконом.

Драконом, который тут же оставил в покое усевшегося на пол принца, зарычал и затопал лапами. И продолжал буйствовать, пока в пещеру не впорхнула Мэрисела в облике Фламинго…

Спускаться с горы на шее Дракона принц Кайонэ отказался, предпочтя долгий спуск вниз по тропинке. Мэрисела и Дрэго не стали его останавливать, понимая, что принцу необходимо было остаться наедине с собой. А ему, действительно, было над чем подумать – над последними словами Мэриселы. О том, что счастье не возможно без доверия. Чтобы завоевать доверие Паломы, надо не только убедить её в своей любви поступками, но и чтобы она услышала о любви, воочию увидела её.

Для Кайонэ, как и для любого мужчины, проще было что-то сделать, чем сказать. Сказать о любви своими словами было трудно, но возможно. Хотя, как для мужчины с Востока, и не понятно – зачем? Зачем, если можно сказать словами поэта? Вот так:

Схоже сердце мое

с глубокою зимней рекою -

сверху корочка льда,

а под нею, не замерзая,

бесконечно любовь струится.

Пусть мое сердце

От тоски разорвётся на части,

На сотни частей —

Ни в одной, даже самой ничтожной,

Любовь к тебе не угаснет.²³

Или вот так:

Так было трудно мне, и так душой устал,

Что в тягость был мне мир пустой и бренный.

Но появилась ты –

И он желанным стал.

И жалко мне расстаться со вселенной.

О, пожалей! Хочу участья твоего!

Хочу, чтобы любовью сердце билось!

Пойми

Тоску и горести того,

Кто может лишь рассчитывать на милость!²⁴

А вот раскрыться, обнажить душу, отдать в руки любимой сердце, для мага, привыкшего к глухой обороне, сросшегося со своей непроницаемостью, было равносильно мученической смерти, когда с живого сдирают кожу. Ведь даже с отцом, которого Кайонэ безгранично любил, они не переступали некий круг личностного пространства, уважая право друг друга на внутреннюю, скрытую ото всех, жизнь.

Когда Кайонэ вышел из пещеры, Дрэго подошёл вплотную к Мэриселе и, заглядывая в её изумрудные глаза, спросил:

– Для женщины, действительно, так важно услышать о любви?

– Конечно! – удивилась вопросу Мэрисела.

– Значит, если бы тогда, здесь, я бы не сказал тебе о любви, у нас бы ничего не было?

– Конечно! – повторилась Мэрисела, – Или случилось бы, но гораздо позже. Но тогда бы не родилась Палома, зачатая в нашу чудесную первую ночь любви. Здесь, в пещере.

– Тогда я буду говорить тебе о любви каждый день, моя обожаемая жена. И начну прямо сейчас! Я люблю тебя! Люблю! Всем сердцем! Всей душой! Всем телом!..

В замок Кайонэ вернулся первым. А своих родителей Паломе пришлось ждать до утра.

²³– Идзуми Сикибу в переводе Соколовой-Делюсиной

²⁴ – Сайге-хоси

13

В карете, увозящей Палому всё дальше от родного замка, она так погрузилась в свои переживания, что не обращала никакого внимания на своего новоиспечённого мужа. Паломе было так страшно, так страшно! Старшее, чем когда она испугалась, что реально может оказаться женой Биаджино. Ключевым здесь было слово «может», в отличие от того, каким описывалось её положение сейчас – «стала».

Палома никогда до этого не покидала стены дома (а домом она считала не только замок в Серпентии, но и в Фейэрии тоже). А теперь ей предстояло проехать полмира, чтобы очутиться в чужой стране. С другим климатом, с чуждыми традициями, с огромным количеством незнакомых людей, с новыми обязанностями и обязательствами. И единственной щепочкой, за которую она могла ухватиться, чтобы спастись в безбрежности бушующего океана, был её муж – Кайонэ. Её любимый, в любви к которому она уже сомневалась. Но не сомневалась в отсутствии его любви к ней.

Палома понимала родителей, заставивших их с Кайонэ завершить древний свадебный обряд. Она и сама вскоре станет матерью. После слов мамы о ребёнке, Палома так остро почувствовала в себе горящую горошинку новой жизни, что уже наверняка знала – у неё будет сын. И здесь ключевым словом было «у неё», а не «у нас».

Палома прислушалась к сыну в себе и озадачилась вопросом – под каким Созвездием ему суждено родиться? Отсчитать 9 месяцев было не сложно, тем более, когда знаешь не только месяц, но и точную дату зачатия (многим ли так везёт в жизни?). А вот вспомнить какие там Созвездия будут главенствовать в феврале, кроме зодиакального Водолея, у Паломы не получалось. И она, по устоявшейся привычке, рванулась задать вопрос Кайонэ. Но слова так и не успели слететь с её губ, поскольку взгляд её остановился на облике Саламандры, пылающем в его сердце.