Сегодня День рождения мира

В наших кругах вхождение в группу никак не обозначалось. Зачастую лишь на словах существовала договоренность, является ли кто-то членом коллектива или нет. Обычно все решалось просто. Если человек приходил на репетицию, а на следующую его не приглашали, он больше не появлялся. Но частенько сам делал вывод, подходит он или нет. Большинство музыкантов имеют на это нюх.

Что касается меня, то я после первой той репетиции снова и снова приходил в подвал и даже не задумывался, стану я членом группы или нет. К тому же никто не знал, будет ли вообще существовать эта группа, сохранится ли собранный состав. Тогда еще не состоялось ни одно наше выступление. А для меня концерт – что-то вроде отправной точки пути музыкальной команды.

Так я начал сотрудничать с новым коллективом. Меня одолевала тревога, потому что эти люди ожидали от меня серьезного участия. Их не интересовали мои личностные достоинства или недостатки. То, например, что я представлял собой веселого и неуклюжего Флаке, умеющего великодушно все и всем прощать. Мне быстро указали строгие границы дозволенного на сцене и определили, что от меня требуется. О прежних вольностях с «динозавром» пришлось забыть.

На самом деле, мне всегда льстило, когда меня приглашали в другую группу. Если нужен, значит, ценен! Сегодня подобный подарок получить нелегко… Взамен я энергично включался в работу, самоотверженно репетировал и старался выдавать на сцене отличный звук. Меня не покидало ощущение, что моя игра – часть большого общего дела. И это дело принадлежало нам! Я знал, что мои коллеги чувствуют то же самое. Это было похоже на тайный заговор. Кто хоть раз вошел в него, не имел пути назад.

Довольно быстро мы покинули наш первый подвал и переместились в Kulturbrauerei[16] – пустую пивоварню на Knaackstraße. Здесь мы стали репетировать каждый день. Так получилось, что именно в тот момент мы все одновременно распрощались со своими подругами. И не имели никакого желания сидеть дома. К тому же, как было сказано выше, мы не дали еще ни одного концерта. Даже еще не выбрали, по какому пути идти. Но чувствовали: дверь в неизведанный мир распахнулась, и он нас манил.

Я очень гордился нашей группой. Мы все остервенело работали, казались обозленными и не искали ничьих симпатий. Мы не хотели походить на другие группы. Ни внешним видом, ни соблюдением общепринятых правил. Никто из нас не задумывался о мелочах. Мы не поехали на Запад, где якобы все возможно, так почему должны прогибаться или подстраиваться под кого-то здесь? Мы хотели создать свое – сами, мы не нуждались в помощи и ни разу не воспользовались предложениями о ней. Нам вполне было достаточно возможностей шести членов нашей команды.

Я с гордостью рассказывал брату о своем новом деле. Наша работа его очень заинтриговала. В то время он пел в какой-то группе разные международные американские и британские хиты на немецком. Но их тексты были не переводными. Они создавались схожими по звучанию с оригиналами. Получалось очень глупо. Like a Virgin («Как девственница», англ.) Мадонны называлась Würstchen («Сосиска», нем.). A Heroes («Герои», англ.) Дэвида Боуи[17] брат исполнял так: «Привет! Этот стул свободен?» – «Нет, здесь сидит Медведь Bohley». – «Ну, тогда я возьму омлет!» И так далее. Это было, скорее, комедиантство, но выглядело очень занятно и вызывало у публики интерес. Мой брат уже много раз успешно выступал в клубе НАТО, в Лейпциге. Он собирался туда снова и, выслушав мой рассказ, пригласил нас играть у него на разогреве. Это было здорово! Для нас такая площадка была подарком, мы получали возможность показаться перед интеллектуальной публикой, зацепить там студентов…

Вот так, неожиданно, мы впервые попали на сцену.

Я бы с удовольствием посмотрел тот концерт в качестве зрителя. Мы работали очень серьезно и начали играть без предварительного объявления. Зазвучал медленный рифф… Мы не стремились сделать шоу, а просто исполняли наши треки, не обращая ни малейшего внимания на зрителей. После завершения выступления никто не хлопал. Люди просто стояли и смотрели на нас. Вероятно, вы спросите, в чем был прокол. Тилль не сделал ни малейших усилий, чтобы что-то сказать между песнями, как-то расположить публику к себе. Естественно, мы были крайне взволнованны и понятия не имели, как можно снять напряжение. Иногда во время игры, признался мне потом Рихард, он даже забывал, как дышать.

Мы все-таки дождались того, что нам поаплодировали несколько человек. Но, кажется, это произошло тогда, когда выяснилось, что мы уйдем и нас заменит коллектив, из-за которого зрители, собственно, и собрались. Затем стало еще смешнее. Один из гостей подошел ко мне и сказал, что он находит нашу группу «полностью клевой». А больше всего ему понравилось, что наш гитарист выглядит, как Карл-Хайнц Румменигге[18]. Другой заявил, что мы должны назвать свою группу «СПИД», что именно это название очень хорошо бы нам подошло.