Сегодня и вчера

А мы с Петькой, или, как бы сказать, с Петром Терентьевичем, в лесу хоронились. Луша хорошие места знала. Начнешь нас искать — себя потеряешь. А лесникова дочь там как дома. Даже пельмени нам носила. Зимой только худо было… Хоть и суха и тепла медвежья берлога, а все-таки для человека она не жилье… Ну, да незачем себя героем выставлять. Выжили — и слава тебе… Лукерья Васильевна. Она нам о близком конце белой власти сказала. Беженцы в городе обнаружились. Кто побогаче, в Иркутск, в Красноярск без пересадки подались. А прочая «бакалея» на конях от фронта текла.

Вскоре и Трофим в Бахрушах объявился. На Москву шел, да до Казани не дошел. Раненый приехал. Ранешка, сказывают, была так себе, царапина. А доктор ему срок ранения все продлевал, да продлевал. На деньги тогда какую хочешь бумагу можно было выправить. Хоть попом, хоть дьяконом в паспорте назовут. Лишь бы наличные. Ну, да не в этом соль… А, соль в том, что другая рана у Трофима не заживала. В сердце. Любил Трофим Даруню. Не меньше, чем отец его Терентий Лушу любил… Видно, не вовсе старик Дягилев остудил Трофимово сердце. Не всю, видно, отцовскую кровь отравил…

Закон принял с Даруней Трофим. В город свез. Форменной женой, Дарьей Степановной Бахрушиной, ее в дягилевский дом ввел.

Мало только пришлось Трофиму в меду купаться, в лазоревых Даруниных глазах себя видеть. Загремели красные пушки за городом. Потекли беляки на Тюмень, на Тобольск, за Туру.

Чуть ли не последним ускакал Трошка из Бахрушей. Деду наганом пригрозил:

«Если не сбережешь мою Даруню, под землей из твоего мертвого тела кости повытрясу…»

А через год или больше письмо пришло. От солдата, который будто бы и похоронил убитого Трофима под Омском. И для крепости этого обмана в письме была Дарунина карточка, проткнутая штыком в самую грудь…

Геройски, стало быть, умер хитрец. В штыковом бою…

Вот вам и весь сказ-пересказ. А как он живым оказался, как в Америку попал, у него надо поспрошать, если он в самом деле в Бахруши явится…

Такова предыстория сорокалетней давности, познакомившись с которой мы можем вернуться в наши дни.

VI

Как и в старые годы, так же и теперь, между севом и сенокосам наступает некоторый спад в полевых работах, если не считать прополки.

Высвободились досужие вечерние часы и у председателя колхоза. Эти часы еще ранней весной были обещаны ребятам на строительство новой большой голубятни.

Дети Петра Терентьевича выросли, переженились и поразъехались. В доме Бахрушина он да жена Елена Сергеевна и ни одного внука.

Любя детишек, Бахрушин оказывал им немало внимания. Внимания не только в виде шефства старшего над младшими. Не одними лишь правленческими заботами. Это само собой. На редком правлении не решался «ребячий вопрос». То лодки, то зимние поездки в город на каникулы… Организация особой детской библиотеки… Создание Дома пионера. Небольшого, но все же дома… Делом рук Петра Терентьевича был и музыкальный кружок.

Над этим сначала кое-кто посмеивался… Поговаривали о том, что в колхозе ни маслобойки, ни мельницы, зато четыре рояля есть… Но не прошло и года, как появились первые молодые музыканты, и кружок начали хвалить.

Вот и теперь, выполняя обещание детворе, Петр Терентьевич сооружал вместе с ними объединенную голубятню. Идея строительства этой голубятни возникла с драки двух маленьких голубятников. Один из них переманил у другого вороную голубку.

— Отдай!!

— Плати выкуп — отдам!

Дальше — больше. Драка. Дело как будто нормальное. Как можно не подраться мальчишкам! Но, задумавшись над этой дракой, Петр Терентьевич вспомнил старые худые времена, когда самое главное в голубеводстве была приманка чужих голубей, выкуп их, перепродажа и даже кража…

— А почему, — сказал тогда Бахрушин, разняв драчунов, — вам, молодым колхозникам, не построить общую голубятню? Ни драк бы, ни ссор, ни угонов, ни загонов. И голубям раздолье в большой голубятне. И вам любо большую стаю в небо поднять…

Ребята — практический народ. Они сразу поставили вопрос ребром.

— А досок кто, дядя Петя, даст? — спросил один.

— Да ведь и сетка нужна… Какая же без сетки голубятня! — подсказал второй.

Пообещав ребятам «обмозговать это дело», Петр Терентьевич назвал и срок, когда все голубятники села соберутся на общее собрание и решат вместе с ним, как жить голубям дальше.

Такое собрание состоялось. Не до него было Петру Терентьевичу в эти дни. Приезд Трофима не выходил из головы. Пусть Бахрушин не придавал этому какого-то особого значения, но все же этот приезд был как горошина в сапоге. Петру Терентьевичу, как и Дарье, появление Трофима казалось каким-то не то чтоб оскорбительным, но, во всяком случае, не украшающим их.

Что ты ни говори, как ты ни объясняй, а Трофим его родной брат. Ну какая разница, что у них разные матери! Но факт остается фактом — он приедет и скажет: «Здравствуй, брат». Понимаете — брат! И Петр Терентьевич не может ему сказать: «Какой я тебе брат?» И даже если он это мог бы сказать, так ведь все-то знают, что Трофим его брат.