Сегодня и вчера

— Благодарствую, Надежда Трофимовна, пока что я в посторонней помощи не нуждаюсь, — сказал Трофим и, не простившись, с поднятой головой прошествовал за дверь.

Сестра пожала плечами:

— Это он и есть, Надежда Трофимовна?

— Да!

— «Бывают в жизни встречи…» хотела сестра продолжить разговор, да Надежда Трофимовна предупредила ее, попросив накапать в стакан двойную дозу валериановых капель.

Может быть, они ей и не были нужны, но сестра поняла, что Надежде Трофимовне не хочется разговаривать об отце.

XLII

Дарья Степановна вернулась в Бахруши в то же воскресенье, после встречи с Трофимом. Это не понравилось Петру Терентьевичу…

— Как же так, Дарья? Я в выходной день погнал машину, чтобы тебя переотправить с выпаса к племяннику в Кувшу, а ты вдруг наперекор всему… Чем околдовал тебя этот мешок с прелой мякиной? Чем разжалобил?

Дарья и сама себе не ответила бы на этот вопрос. Она не могла разобраться в сумятице голосов, спорящих внутри нее. Ясно было одно — что прятаться далее унизительно для нее. И она сказала:

— Пускай все будет на виду. И пересудов меньше, и мне спокойнее. А то получается, как будто я боюсь чего-то… И если уж казнить его, так на людях, а не в одиночку.

Прощаясь с Дарьей у ворот ее дома, Бахрушин на всякий случай сказал:

— Не сердись на меня, Дарья. Я теперь сплю и вижу, как бы скорее получить у железной дороги бумаги и деньги на снос Бахрушей. И я не могу, ну, что ли, распыляться на личные дела. Только предупреждаю тебя: не верь ни одному его слову, ни одной его слезе… Не верь, даже если кажется, что это все у него ото всего сердца. Не верь, потому что он человек минуты. И главное — без царя в голове. У него нет никаких тормозов. От него можно ожидать и того, чего он сам не ожидает от себя. Закругли, и пусть он уезжает к своей Эльзе…

Закончив так, Петр Терентьевич сел в коробок и покатил в правление.

Дарья, постаяв у ворот, хотела было отправиться в телятник, зайти в правление колхоза. Но не с кем было оставить Сережу. Катя, ускакавшая на минутку, запропастилась на целые час, а старший внук Борис ушел до зари ловить большую, рыбу.

Из-за угла показался Трофим. Дарье, увидевшей его, неудобно было уйти, тем более что Трофим уже снял шляпу и пожелал ей доброго утра.

— Катерину жду, — объяснила Дарья свое появление за воротами, — Сережку не с кем оставить. Спичками поело твоей домны баловаться начал. Того гляди дом спалит.

Трофим расплылся в улыбке.

— На ловца и зверь бежит. Дозволь мне понянчить внука. За этим и шел. Не обижу. Не бойся. Прогуляю его по селу и, когда велишь, доставлю.

В это время распахнулось окно. Сережа, услышав голос Трофима, закричал на всю улицу:

— Гренд па! Гренд па! Лезь в окошко, я тебе настоящего ежика покажу…

— Здорово живем, Сережа! — поздоровался Трофим с внуком и поцеловал его ручку. — Тяжеловат я стал в окошки-то лазить. Давай лучше ты лезь ко мне. Бабушка-то никак согласна, чтобы я на реку с тобой пошел? Может, рака поймаем, а то, может, и матерую щуку вытянем…

Сережа прыгнул из окна на руки Трофиму:

— Давай поймаем.

Мальчик обнял Трофима за шею и прильнул теплой щечкой к его щеке. Дарья отвернулась, посмотрела украдкой на соседские окна и сказала:

— Часок-другой погуляйте. Я не против… Теперь уж не долго тебе жить здесь осталось.

— Восемь ден точно. На девятый выедем. Значит, дозволяешь. Спасибо тебе. — Трофим поклонился Дарье, снял с рук Сережу, оправил на нем рубашку, потом, кряхтя, нагнулся, завязал шнурок на его маленьком ботиночке и повел его за руку по залитой солнцем улице.

Все видели, как большой и толстый Трофим вел за руку маленького белокурого мальчика. Все знали, что этого мальчика зовут Сережей и он приходится родным внуком Трофиму. Знали, видели и не обсуждали. Не обсуждали не потому, что людям нечего было сказать и у них не было своих суждений… Нет. Видимо, в жизни есть явления, лучшим способом оценки которых бывает молчание.

Да и что тут скажешь. Хорошо это или плохо? Права Дарья, отпустившая внука с Трофимом, или нет? Сразу возникают тысячи «да», тысячи «нет» и столько же «но»… А может быть, и задумала что-то Дарья Степановна. Не зря же вдруг прикатила она в Бахруши. Ей виднее, как себя вести. Не зря во время войны она в председателях ходила и за ней шли.

А Сережа и не знал, что он стал предметом внимания многих людей, и весело заглядывал Трофиму в глаза, останавливался, рассматривая большого переползающего дорогу жука, или радовался щуке, которую они сегодня поймают с дедом. Да и Трофим не видел ни улицы, ни окон, ни глаз любопытных. Он шел за руку с самым дорогим, что у него есть на свете, с существом, для которого он, кажется, способен сделать все, даже, может быть, остаться колхозным сторожем при зерновом складе… Может быть… Пусть Трофим и сам знал, что он «человек минуты», но в эту минуту Сережа для него был единственной радостью и целью жизни.

Люди видели, как Трофим и Сережа, вернувшись, прошли на реку, где были пойманы плотвички, чтобы наживить их для поимки большой щуки. Люди слышали, как Трофим сказал Сереже:

— Пока ловится матерая щука, нам можно и пашню попахать.