Сегодня и завтра, и в день моей смерти

Не обиделся, только очень больно ударило. По больному. Усмехнулся кривенько: каким благовестом звенела она о чехах, о гласности, какие они молодцы! "Пражская весна, социализм с человеческим лицом!" А теперь подавитесь и этой весной, и этим лицом. И морозно глядел я на Зосю: вот как шкурное наше враз затопчет в нас все. "Я пойду..." -- шевельнулся. "Постой, я цветочков нарву, -- поискала в сумке газету, наклонилась над кустами шиповника. Морщась, хрустнула раз, другой -- получился букет. Спасибо Нам колючий шиповник теперь в самый раз.Скажу: это, Лерочка, тебе от тетушки Зоси, которую ты весной видела. И которой очень, очень понравилась. -- Ну, звони, не пропадай. Если что-нибудь надо". -- "Спасибо. Ничего".

Не гадал, что скоро понадобится.

Пришло время получать деньги, отдавать деньги. Кассирша сказала, что по мне сохнет Ханин. Был полуденный час, запоздалое лето штурмовщиной наверстывало недоданное по плану июля. Листья вяло поникли, гвоздики, воткнутые весной молодой садовницей по краям газонов, буро запеклись, асфальт резал глаза сваркой. Больные в подвернутых до колен пижамных штанах лениво цедились от сумрачной арки. Подменявшая меня Зинаида встретила замкнуто. Но когда положил на стол теплые бумажки и присыпал их тепленьким серебром, подобрела: "Вы знаете, Саша, тут вас так ругали, так ругали... Говорят, вы не работаете, самовольничаете". -- "Им-то что -- вы работаете". -- "Как же, как же!.. я тут почти каждый день, это сколько же вы за меня получили?"

-- "Не знаю. Сколько дали, все ваши. Что же они говорят?.." -- с тоской огляделся на знакомое-незнакомое. "Да так... вот и на кухне все ругаются. И вообще я скажу вам, народ тут... -- снизилась до шепота. -- Все пьют и такие нечестные. Я тут к главному врачу ходила, он меня выслушал и снова отправил к этому вашему Ханину".

Смотрела она птичьими точками, и, слушая всю эту муть, гадко представил себе, как важно выслушал ее главный (никогда ничего не решая), как может орать Ханин, и так мерзостно стало. А еще я подумал, взглянув на нее, когда шла к котлу: в каких же это блюмингах прокатали тебя так, что не шевельнется, не вспучится ни сзаду, ни спереду там, где это не возбраняется и самим создателем. "Это Гоша?.. -- услышал за дверью слесарной комнатки

позвякиванье железа. -- Почему это он оттуда, с помойки, ходит?" -- "Не знаю, не знаю, он тоже чего-то обиделся на меня". -- "Гоша? Он вас так хвалил. Вы же из одного корыта, кажется, ели. Здравствуй, Гоша, -- толкнул незапертую дверь. -- Это ты прорубил себе окно в Европу?" -- издавна там была дверь, да ни разу ею не пользовались.

Кажется, с первого дня, когда, пьяный, он вошел в кочегарку и надменно представился: "Жорж!" -- не встречал я. такого приема. А причина выяснилась, когда он подсел ко мне на скамейку; в саду и, слегка поборовшись с собой, попросил: "Если не жалко, дайте, пожалуйста, закурить. Спасибо!.. Весьма благодарен!.. -- приподнялся, сел. Пососал, некурящий, сигарету одними губами, брезгливо отталкиваясь от дыма, чуток оттаял. -- Ты тоже, дудак, никому ничего не сказал, а вот эту профуру вместо себя нанял". -- "Вы же были приятелями, что случилось?" -- "В гр-робу я хотел видеть таких приятелей!.. У меня к ней сразу же была антиапатия, а потом: Гошечка, Гошечка... -- тоненько передразнил, -- иди, поешь. А потом на кухне нажаловалась, что я ее объедаю, что ей с мужем и так мало, а Шура... ха-ха-ха!.. -- неожиданно раскатился своим театральным смехом, -- Шура нарочно стала давать ей на донышке: пусть муж в столовую ходит. Вон идет твой приятель... -- рассмеялся на весь двор. -- Сейчас он тебе

врежет. Злой вчерась был: садовницу свою уволил".

Из подворотни, из полутьмы, вывалилась на желто-белое солнце фигура: отутюженные темные брюки с поблескивающим ремнем, салатная тенниска, брюшко, волосатые руки, черная с сединой прядь, перекинутая от уха до уха по скользкой загорелой макушке и воинственные усы над верхней губой. "Лобанов!" -- ожидал я услышать иронически облитое уксусом с маслицем, но для этого (не учел) Рафаил Викторович должен был пребывать в сытом настроении. Молча приближался он и как-то бочком, безучастно поглядывал в сторонку на темно отсвечивающие, сверкающие окна.