Сегодня - позавчера 2

- Пытаться. Ключевое слово "пытаться", ты забыл. Я уже сам докумекал. Тебе-то что с этого?

- Я отказался участвовать. Меня пайки лишили и из избы выставили.

- А, обиженный и оскорблённый. Понятно.

- Ничего тебе не понятно, - Иван вдруг разозлился, но взял себя в руки, умолк.

- Ладно, казачёк. А, ты не засланный казачёк, а? Во сне меня ножичком... Я слышал ножи ты любишь.

- Да пошёл ты! - Иван развернулся и похрустел снегом от меня.

- Постой. Ладно, не психуй. И чего ты такой нервный? Спокойнее надо. От этого все твои беды. Надо учиться контролировать свои эмоции. Умел бы - не попался бы. Месть - блюдо, которое подают холодным. Пошли в дом. Не та погода, чтобы разговоры разговаривать.

Как только подошли к двери, она открылась - слушали, получается. Зашёл, скинул тюк, оглядел людей, печь с хлебом, только потом убрал "браунинг" в карман. В ведро засыпали заварки - пусть вариться - будет казаться, что чай крепче, нарезал хлеб на равные куски, на каждый кусок положил по тонкому слою сала, под общие вздохи и шлепки падающей на пол слюны, по жребию распределили. С отсутствующими глазами народ основательно пережёвывал ужин.

- Курить в хате запрещаю - сгорим, на хрен! Курить - на улице. И ещё. Сегодня упыри лагерные меня резать придут. Как начнётся карусель - всем щемиться в тот угол. А то попадёте под раздачу. Всё понятно?

Они начали дружно меня убеждать, что за меня любому глотку порвут, но я быстро осадил их:

- Вы мне только мешать будите. Сидите в углу и сопите в две дырочки. Я сам с этими пародиями на людей управлюсь.

Ага, мне бы эту напускную уверенность, да внутрь. Пальцы холодеют, сердце замирает. В темноте скинул полушубок - изба уже хорошо протопилась - и поверх ватника одел "доспех" - пусть пробуют прорезать. Вместо шапки одел связанный матерью Кадета из светлой шерсти "подшлемник" - привычную для людей моего поколения вязанную шапку. Моя только была как у омоновцев - с маской и прорезями для глаз и рта, закрывала всю голову целиком.

- Чего ты, Вань? - спросил я подползшего по соломе Ивана.

- Это правда, что про вас рассказывают?

- Про кого, про нас?

- А как ваше имя?

- "И имя им - легион". Это ты меня, что ли, на "вы"? Вот уж зря. Ты не смотри, что рожа в шрамах и щетина седая. Это я пережил больше положенного. Я не старше тебя. А то, что там люди балакают - не верь.

- Ты танки взрывал?

- Взрывал. Там ничего сложного. Танк взорвать не сложно. Сложно после этого живым остаться.

- А самолёты?

- Один. Случайно. Уж очень он наглый был. Прямо так и просил себе в брюхо пулемётный диск. Не удержался. Прописал ему лекарство от наглости.

- Помогло?

- Аллергия у него на свинец оказалась. Пациента спасти не удалось.

- Говорят, ты немцу лицо обглодал.

- Блин, да что же это такое? Спи, на хрен! Да, я немцев пачками на обед и ужин ел! Самолёты сбивал мощной струёй мочи, а танки жёг выхлопными газами после горохового супа. Мощным пердежом заодно удушил полк пехоты. Не было ничего. Спи!

Иван замолк, обиделся. Его проблемы.

Я думал от нервяка не усну. Как же! Срубился сразу.

Разбудил меня грохот пустого ведра, выставленного у двери, и мат.

- Вали его, суку!

Я сразу оказался на ногах, в затылке опять всё зажго - накатила волна адреналина и "ярости". Два шага разбега и я встетил первого "гостя" прямым ударом ноги в живот. Я совсем забыл - валенки ни разу не сапоги. И хотя "гостя" снесло из дверей, как пушкой, я тут же понял, что мой любимый бой ногами не выйдет. Справа встал Иван, слева ещё кто-то. В руке Ивана блеснул нож.

- Никого не мочить! - рявкнул я.

Иван "завис" ненадолго, но нож убрал.

Ночные визитёры, наконец, разобрались с препятствием в двери и полезли. Я заревел, как раненный в пах бык и кинулся на них. Одному в челюсть левым локтем, другому в нос кулаком, боднул лбом в лицо третьего и оказался на улице, закрыв своим телом дверь в избу. Я очень высоко оценил готовность ребят пострадать за меня, но у меня "ярость берсерка" и "доспех", а у них - ничего. В этой драке им делать нечего. А вот я - изрядно отвёл душу!

Через несколько минут на ногах стоял только я и Брасень с заточкой в руке и явным сомнением на лице. Все его подручные были вооружены ножами, шилами и другими колеще-режущими предметами. Это им не помогло. Я повырубал всех.

- Что, Брасень, ссышь, когда страшно?

Он зарычал и кинулся. Я увернулся, ударил, не попал, увернулся, опять не попал, заточка ударила меня в корпус справа, ага, в печень целил. А вот тебе сюрприз - Брасень на мгновение оцепенел от удивления, что заточка не вошла в моё тело, а застряла и тут же схлопотал локтём в лицо.

Я присел рядом с ним, приставил его же заточку к правому веку.

- Что же делать мне с тобой, упырь?

Брасень молчал.

- В одном прайде не может быть двух альфа-самцов. Один из нас должен уйти. А из шрафроты уходят только вперёд ногами.

- Ну, так давай, чего ты ждёшь?!

- Скажи мне, вор, зачем ты на фронт пришёл? Поперёк закона пошёл. Тебя теперь раскоронуют. Станешь ты обычным мужиком. Не обидно?

- Не твоё дело, красножопый! Не поймёшь ты.

- А ты попробуй. Или ты к "цивилизованным" немцам решил переметнуться?