Сегодня - позавчера 2

- Девочка, тебе сколько лет? А мне? Я чуток больше тебя видел, чуток лучше разбираюсь в жизни и людях. Потому в моей жизни была настоящая любовь. Чего и тебе желаю.

- А какая она, настоящая?

- Это не объяснить. Это надо осознать, почувствовать. Любые слова, что я скажу - ничего тебе не скажут. Это - то же, что слепому с рождения описать радугу.

- Как я узнаю, что это она?

- Не переживай, поймёшь.

- А если я полюбила, а он - нет?

- Тут или ты ошиблась, или время не пришло.

- В чём ошиблась?

- Что любишь.

- Я не ошиблась. Я люблю тебя.

Она смотрела мне прямо в глаза, упрямо и, по-детски - непосредственно. М-да, убойное сочетание - голая девочка признаётся в любви. Мне.

- Нет. Ты не любишь меня. Это не любовь. Любопытство, желание - плотское, уважение, может быть. Даже отцовские чувства вот так выразились, но не любовь.

- Не решай за меня! Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты стал первым! - она вскочила, встала передо мной, вся такая голая, тонкая, юная, страстная. Глаза горят, губы пылают, соски окаменели бордовым, трогательный девичий пупок, пушок на лобке, юношеская припухлость в бёдрах. Вся такая нежная, упругая, сладкая. А, проклятие! У меня аж скулы свело судорогой. Ага, скулы, хе-хе.

Я встал, взял её за подбородок, долго смотрел в её пылающие глаза, поцеловал в губы. По-взрослому, по-настоящему. Со стоном оторвался, метеором собрал свои вещи и сбежал.

Опять "котлета".

(1941г.)

А потом всё изменил голос:

- Старшина Кузьмин?

Я не ответил. Я перестал разговаривать, потому что моими собеседниками могли быть только особисты, а они меня даже пытать пытались, суки!

- Я привёз вам привет от Тимофея Парфирыча.

Я чуть не закричал от радости. Наконец-то! Дошли! Но тут же, подленький мой здравый смысл (или паранойя) осадил меня же.

- И?

- "Восток доехал".

Это ничего не значит. Хотя, многое может значить. Первое - всё идёт по плану и всё хорошо. Второе - провал. Кто-то перехватил Кадета с группой и "расколол их по самые помидоры".

- И?

- Парфирыч ознакомился с посылкой и улетел. Он приказал вызволить Вас. Врач говорит, Вы при смерти и не перенесёте дороги.

- Нах! Куда угодно, только не гнить здесь! Надо - вынесу! И подохну - всё лучше, чем так, опарышем съедаемым.

- Как же Вас довести?

- А ты кто?

- Старший уполномоченный по особо важным делам Лауза Михаил Ильич.

- Михаил Ильич, мои вещи надо забрать с собой. Там в нагрудном кармане трофейные сильнодей... не выговорю. Таблетки там. Голубоватые. Если буду пить по одной каждые шесть часов - довезёшь.

Ага, нариком конченным стану, но довезёшь.

Следак метнулся, мне к губам были приставлена таблетка, потом металлическая кружка с ледяной водой. Во-о-от! Так-то лучше!

- Поехали, старшой. Видимо, долг мой не уплачен. Зачем-то понадобился кусок котлеты под званием старшины Кузьмина. Слушай, старшой, я сам не вижу - мне ничего не отрезали лишнего?

- Я не врач, но руки-ноги имеются.

- И то хлеб.

Рассказать про дорогу нечего. И не стоит. Что рассказывать живому мертвецу, по недоразумению задержавшемуся в этом мире? Ныть, что это было больно и тяжело? Это и так понятно. В общем, это было невыносимо.

Сколько времени прошло в тряске, боли, в обмороках я не знаю, но очнувшись в очередной раз, я услышал деловой голос, до боли знакомый.

- Натан! - захрипел я.

- А, узнал, старый ты кусок медвежатины! Я вот уже говорил Степановым, похоже, что вытаскивание тебя с того света превращается у меня в привычку, - сказал голос Натана и тут же сам заржал.

- Получиться?

- Куда ты теперь денешься! Ты в очередной раз умудрился поставить всех на уши. Все требуют твою душу и срочно. Заметь, не мясо, а душу. Нужен ты опять нашим "большим и сурьёзным" мальчикам. Опять игра затеялась. И как ты умудряешься быть в центре всего этого?

- Тяжело и больно.

- Я заметил. Да, а что это за таблетки с тобой в комплекте пришли?

- Там наркотики. Опиаты годны как обезболивающие, есть стимуляторы, есть галлюциногены. Вот последним применения не нашёл.

- М-да. Опять... Не ори! Я тебя к операции готовлю. Опять ты меня удивил. Где-то препараты такие раздобыл?

- Трофеи, Натан, трофеи. Американские.

- Так, Витя! Ты меня в дела ваши тайные не тащи! Мне нельзя, как агенту сионизма.

- Натан, не смеши, больно смеяться. Сам же спросил. Наркоз чем планируешь делать?

- Какой наркоз? Давно уже ничего нет. Только, если твоими. Не ори! Лучше, расскажи, что знаешь об этих опиатах. Говори, говори, мне надо, чтобы ты говорил.

Я рассказывал, что знал. Дозировки, способы применения, изменение воздействия от способа внесения в организм. И вот во время этого повествования, речь моя стала замедляться, мысли стали тягучими как кисель. И вот я не смог раскрыть рта - губы перестали меня слушаться, слово оборвалось на середине.

- Витя? Витя? Ты меня слышишь? Пальцами можешь пошевелить? Понятно. Ну, что же, коллеги, приступим!