Сегодня - позавчера 3

Кактус кричал в трубку рации целеуказания. Остальные - в бойницы наблюдали за немцами. Полкилометра - далеко. 400 метров. Захлопала противотанковая пушка слева и застрочили пулемёты.

Я поморщился - рано. Ну что сделает сорокопятка Штугу с такой дистанции? Только позицию засветит. А им, нацикам клятым, этого и надо. Насколько я помню, противник не кидает Штуги, как танки, в таранные атаки. Не кидал, по крайней мере - сейчас же они в одной линии с танками? Как бы там ни было, но раньше противник Штуги берёг. Использовал их по назначению - как машины арт-поддержки. То есть, со второй линии. Потому потери самоходчики несли меньше, чем танкисты. И опыт боёв, поэтому, имеют огромный. Возможно, те немцы, что сейчас зигзагами ползут к нам в приземистых коробках Штугов, ещё французов с их союзниками заморскими били. И от Бреста до Воронежа дошли. Что им засечь наскоро оборудованную позицию ПТО? А уж стрелять они умеют! В этом и я сам убедиться успел.

- Ложись! - заорал я, опуская стереотрубу. Рядом присели мои соратники.

Быстрая серия разрывов рядом с моим НП и орудие ПТО заткнулось.

- Метко стреляют, гады, - выругался я, выглядывая. Поднятая взрывами пыль на огневой позиции "прощай родины" оседала, показывая перевёрнутое орудие без колеса и тела расчёта.

Я толкнул Гавра, кивнув подбородком на огневую:

- Пошли бойцов проверить - есть ли живые?

Он решил - сам, с двумя егерями, перебежками метнулись на позицию пушкарей. Вижу - есть живые. Бойцы стали возиться - перевязывают, волокут в тыл. А сам Гавр перевернул пушку, осмотрел её. И этим привлёк к себе внимание врага. Пули стали высекать искры из бронещита орудия. Гавр рухнул под орудие, откатился в сторону. Потом пополз ко мне. Ну, ползи-ползи, рождённый летать под белым куполом.

Немецкие танки и САУ подошли на 100-200 метров и ближе не пошли, стали вести огонь с места, изредка передвигаясь. Пехота немцев под прикрытием их огня, подтянулись к ним, залегли.

- Приготовиться! Приготовить гранаты! - закричал я, щёлкая затвором.

- Ориентир..., поправка..., осколочным, залпом... - кричал в трубку Кактус.

Со стороны немцев истерично завизжали свистки. Чудно - свистки!

Немцы поднялись и цепями побежали на нас.

- Огонь! - закричал Кактус.

- Ложись! - закричал я.

Жахнуло, так жахнуло! У меня аж в глазах зарябило.

- Чем ты? - проорал я на ухо Кактуса, опять сплёвывая попавший в рот песок.

- Стошестидесятые! - проорал он мне в ухо.

Я покрутил пальцем у его виска, он довольно оскалил грязное лицо. Торжество в глазах.

Охренел совсем! Миномет, а тем более такого калибра - оружие подавления, площадного воздействия. Очень неточное. Особенно на такой дистанции - из-за реки. А до немцев от нас было метров 100. Одна из мин вполне могла лечь прямо в наш НП. Нас бы всех собрали в одну лопату.

Я выглянул - двор скотобойни!

- Огонь! - заорал я, сам выставил автомат на бруствер, стал отлавливать в прицел уцелевших немцев, стреляя короткими очередями по 2-3 патрона.

Расстреляв патроны, рухнул на дно окопа, извлёк пустой магазин, сунул его в карман разгрузки, достал другой, перевернул его, постучал им по своей каске, выбивая песок, если он там был, вставил магазин в магазиноприёмник, передёрнул затвор. Всё это время смотрел, как Гавр, матерясь, перевязывал колено прямо поверх штанов. Он не был ранен - распорол ногу, когда на коленях бежал по дну окопа, наступил коленом на острый осколок, что неудачно оказался у него под ногой.

- Чё там? - спросил я его.

- Прицел цел, орудие - в порядке. Колесо только оторвало.

- У тебя?

- Ерунда! Обидно только!

- Громозека! За мной! - я вскочил, Гавр и Громозека - тоже. Рванули по окопу к огневой ПТО.

И тут я почувствовал что-то. Что-то было не так. Что-то нехорошее почувствовал. Сходное чувство у меня было тогда, прошлой осенью, когда немец уже целиться мне в сердце, а я, раскоряченный после того, как спрыгнул с танка, с пустыми руками. Чувство острой опасности. Смертельной. И такое же чувство у меня было, когда Кум, ментяра, собирался застрелить меня в спину.

- Атас! - заорал я, развернулся, кинулся на своих спутников сбивая их обоих с ног.

Так в кучу и рухнули. Взорвалось прямо в голове. Наверное, я вырубился на время. Очнулся от того, что кто-то меня толкает в пах. Да больно-то как! Попытался встать, не получается. Будто на меня сверху навалили чего-то. Поднатужился, будто силовую тягу выполняю, пошло дело! Потом легче, легче, а потом кто-то меня схватил за спиной ремень разгрузки и выдернул, отбросил, перевернул, на лицо полилась вода. Я смог открыть глаза.

Блин, нас взрывом засыпало! Бойцы-комсомольцы теперь тащили из земли и деревянной щепы Громозеку и своего командира. Я достал флягу, но она оказалась подозрительно лёгкой. Потому что была дырявая, смятая и пустая. А на корме у меня? Точно, вода! - с облегчением понял я. Быть раненым в корму - позор-то! А я-то думал, что ранен недостойно - мокро на филейной части, решил, что - кровь, а боли - пока не чувствую. Бывает так - о том, что ранен узнаёшь не от боли, а от мокрости крови на коже.