Сегодня - позавчера. Трилогия

  Белый шум отрубил эфир. Это вступила в последний свой бой глушилка. У неё сегодня свой бой, свой план. Глушилка заведёт самолёты врага в ловушку. Маневрирующий безбашенный пазик с глушилкой заставил немцев прекратить напрасный расход снарядов и начать охоту за этим постановщиком помех с воздуха. Зениток у нас осталось мало, прикрыть весь наш плацдарм уже не получается, а надо. Вот мы и решили собрать ПВО в кучу и создать приличную плотность огня в отдельно взятом месте. Надо было в это место заманить самолёты противника. Собьём самолёты - нечем будет немцу бомбить боевые порядки. Вот и пошла в расход глушилка, как приманка.

  В бой!

  Мои танки летят по полю боя параллельно клину панцеров, огибают выгиб земли, что разделила нас и панцерный клин. На этой высотке были позиции Восьмого, теперь нашпигованные взрывающимися сюрпризами и оставленные.

  По нам открыли огонь. Ба-бах! Ни-хе-ра-се! Я спрятался за башню. Перед моим носом снаряд свечкой ушёл в небо, отбитый маской орудия. Идущий следом Малыш вздрогнул, крутнулся на месте, но мехвод успел понять, что они гуслю потеряли, не развернул машину кормой к врагу. Десант посыпал на землю. Т-34М довернул башню, стал бегло стрелять из башенного орудия и спаренного пулемёта.

  Я смотрел на это одним глазом. Другим я смотрел в ухо Архангелу Гавриилу. Так плотно мы жались к танку, прячась за башню. Гавр толкнул меня, крутнулся ужом и полетел с брони. Я, вздохнув, как перед прыжком в колодец, - следом. Как меня учили, ноги, руки, карабин - сложил. И всё одно - отбил себе всё и сразу. Покатился, полностью потерявшись, дезориентировавшись. Несколько секунд вынужденно провёл в роли мишени - пока понял, где земля, где небо, где свои, где не свои.

  Малыш Кораблёва, который мы только что покинули, скрежетал, раздавливая орудие. Десант в рукопашку рубился с обслугой и пехотой прикрытия. Оскаленные в ярости и ужасе лица, разинутые в криках рты, занесённые над головами приклады, лопатки, штыки.

  Мгновение - и время снова пошло. Не так быстро, как обычно, но пошло. Я - сориентировался. Я - "в ярости"! И пусть весь мир подождёт! А стрелять в таком состоянии - сложно, но нужно. Я с колена отстрелял магазин, поменял, отстрелял, побежал догонять Кровавых Воронов. Шаг, два - мир "моргнул" и вернулось нормальное течение времени, с нормальной цветовой гаммой и звуками. Я аж споткнулся, сердце болезненно ухнуло.

  Гавр оказался рядом, тут же вырос, как из-под земли пенёк Громозеки, протянул мне флягу.

  - Ну, ты! Командир! Как из пулемёта дал! И каждый выстрел - в цель! Я такого ещё не видел!

  - Даст Бог - увидишь! - прохрипел я, осматриваясь: - Так, давай ракету на отход! Зарвёмся! Дали в пятак - пора и валить! Нас ещё "свинья" ждёт!

  На ходу "грузились" на танки, подсаживая, затягивая друг друга. К сожалению - не все. Чадящими факелами горели два танка - один из Малышей и обычная Т-34 с гранённой башней-гайкой Нижегородского соседа автогиганта, инкубатора наших Единорогов, с завода Красное Сормово. Лежали, пятнистыми кочками, наши павшие. Не могли мы их собрать. Раненных бы не оставить врагу.

  А нам - ещё в бой!

  Этим лихим гусарским набегом мы обезопасили себе тыл, подавив противотанковую поддержку панцеров и развеев их пехотное прикрытие. А вот теперь - пора и за них взяться, за танки с крестами!

  Встречный танковый бой! Приголубленный батареями РГК, панцердивизион вдруг осознал, что с тыла и флангов на них заходят не серые волки-собратья. А танки в выцветшем хаки, стреляя с коротких остановок.

  И закрутились немцы, как карась на сковороде, не зная, от кого прятать корму - от танков или от Единорогов с сорокопятками остатка полка ИПТАП. А командование немцев не может пробиться сквозь "белый шум", не может скоординировать танковые экипажи. Не привыкли немцы к самоуправлению, к отсутствию связи. Да, к хорошему привыкаешь быстро.

   А тут ещё и рассерженными шмелями залетали бронебойные пули повылазивших из своих нор бронебойщиков. Расчёты ПТР сидели в своих замаскированных ямах, выжидая удобного момента. И вот он настал - на них никто не обращает внимания. Можно почти в упор расстреливать уязвимые места танков - лючки, смотровые щели, ведущие колёса, траки гусениц.

  Танки сходились лоб в лоб, со страшенным грохотом таранных ударов, мощнейшие взрывы боеукладок взметали башни танков к облакам, пехота рубилась штыками и прикладами, гранаты рвали и своих, и чужих. Бронебойные пули и снаряды разрывали людей на куски, кровавые брызги висели в густом от дыма и пыли воздухе.

  Яростное безумие. Никто не искал спасения, ни егеря, ни эсэсовцы. Рубились, пока не падали замертво.

  Я, опять "упав" в "ярость", расстрелял все патроны, перекидал все гранаты. А когда пришла пора штыка - меня "выкинуло" в обычное течение времени. Выкинуло силком. Вернулся звук, грохотом вернулся, удар в спину, небо и земля поменялись местами, сердце бухнуло и замерло, свет погас.

  - Прохор! - откуда-то издали донёсся отчаянный крик Громозеки.

  Прорыв нарыва.

  Ритмичное раскачивание. Это меня волокут.

  - Очухался!

  Меня поставили на ноги. Трое - Прохор, Гавр и Громозека.