Сегодня - позавчера. Трилогия

   Удивить Натана не вышло. Ну, конечно - сын Парфирыча у него лежит в качестве VIP-пациента. Зато получилось "поплакаться в жилетку", т.е. излить поток сознания, облегчив душу. "Насухую". Пить я отказался категорически. Хотелось забиться в норку и пересидеть, "помедитировать", чтобы собраться с мыслями. А под коньяк мог "запалиться". И так прошлый раз незнамо что наплёл.

   - Куда же мне "потеряться" на пару дней?

   - В запой.

   - Не пойдёт.

   - Долг отдай.

   - Это как?

   - Ты же с Катериной не рассчитался. А она ждёт. Свиньёй будешь?

   - Нет.

   - Ну, вот тебе и выход. А народу возвестим, что ты в запое и в загуле на пару-тройку дней. А там и Тимофей Парфирыч вернётся. При новом звании, да с наградой.

   - Да ты что? А ехал на "утро стрелецкой казни".

   - Вот так-то. Так что, давай, машину отпускай. Для всех - ты со мной запил. Пёхом дойдёшь, не барин. А что ты в железе весь, как дон Кихот? Тут, вроде, не стреляют, спасибо Парфирычу.

   - Привыкнуть к тяжести надо. Ощущать не должен полностью. Как кожа должен доспех быть.

   - И как, получается?

   - Болит всё тело, будто в галтовочном барабане меня с чугунными чушками крутили.

   - У-у, ты какой стал. Терминами какими сыпешь.

   - Завидуешь? Завидуй молча.

   - Молчу. Так ты идёшь?

   - Да, иду. Долг - это святое.

   Катерина была рада. Растерялась, закудахтала, ребятишки мельтешили в радости (с чего вдруг?). Ваську я знал, оказалась ещё и девочка, симпатичная, как ангелок. А я, мужлан чёртов, с пустыми руками. От обеда отказался, скинул сбрую, сразу приступил к "возвращению долга". Хотя, Катерина лукавила - её хозяйство было в приличном состоянии благодаря стараниям подрастающего Васьки. Да и я не сильно рукодельный. Даже безрукий - так точнее. Но, тем не менее, вместе с Васькой, провозились до вечера.

   После ужина Катерина постелила мне в комнате, дети тихо исчезли (оказалось, ушли к соседям ночевать). Я, конечно, отказывался, но... В общем... остался я на ночь.

   И ещё на сутки.

   Потом за мной пришла машина. Ванька, как ни в чём не бывало, спросил:

   - Куда?

   - На завод.

   Когда уже ехали, я спросил:

   - Как в конторе дела?

   - Тебе увольнительную оформили. И на завтра тоже. А сегодня, отчего-то, послали. Езжай, говорят, проведай. А Тимофей Парфирыч ещё не вернулся, - Иван явно предугадал мой вопрос, - Санёк говорит - в Тулу заехал.

   С завода поехали к Натану, с ним вместе - за Марией Фёдоровной. А с ней - на швейную фабрику. Там я её устроил на работу. И не просто швеёй, а дизайнером военной формы и экипировки. Да, тогда таких названий профессий не было, но профессия была. Только называлась иначе - ведущий мастер-технолог конструкторского отдела. В моём присутствии ей выписали ордер на комнату в общежитии ИТР. Я прошерстил отдел снабжения, придав грозными бумагами ускорение в получении, вернее, добычи материала. Особенно меня интересовало камуфляжное направление. Добился увязки этой фабрики и фабрики нетканых материалов для пошива ватных бушлатов (фуфаек) и ватных штанов. Распоряжения из Москвы они получили чуть ли не в июле, а до сих пор репы чешут.

   Потом с Мишей, сыном Марии Фёдоровны ездили в военкомат. Сделали его беженцем со Смоленщины, потерявшего документы. Прибавили возраста, и пошёл Михаил, по новым данным Перунов (моя придумка - в честь Перуна, славянского бога войны), проходить комиссию. Потом поступит на службу в 1 стр. роту ОИБ. То есть, ко мне лично. Я его научу Родину любить!

   Вечером, на этот раз не с пустыми руками, приехал к Катерине. Пришлось покататься по городу и оставить в магазинах приличную часть своего денежного содержания. Ивана отпустил до утра. Ещё вечером решил - последний раз. Долг отдан.

   Утром, проезжая мимо церкви, любуясь древними стенами, спросил Ивана:

   - А церковь работает?

   - Да. Работает. Вишь - народ на утреню собирается.

   - Давай подъедим. Душа просит.

   Водитель очень удивился, но перечить не стал.

   Я отстоял всю службу, подошёл к бородатому священнику.

   - Благослови, отец, на ратный труд!

   - Крещён ли ты?

   - Крещен был в детстве. Только креста на мне нет. А у вас могу купить?

   - Да, воин Христа, можешь. Вот там. Исповедуйся, причастись, а потом подходи, побеседуем.

   То, что было - меня не устроило. Оловянные крестики были очень маленькие.

   - Мне веру свою скрывать стыдно. Крест на меня тяжкий лёг и его отображение должно соответствовать. Я большой и буйный. И цепь должна быть прочной, а не эти шнурки. Чтобы и я - пополам, а цепь - цела.

   Монашка в испуге глянула на меня, убежала. Я сплюнул в сердцах.

   - Не плюй в храме, - окоротил меня бородач заморышевого вида в чёрной рясе (или как у них спецовки называются). - Гордыня - тяжкий грех.

   - Кто говорит о гордыне? Мои требования к символам веры не от самомнения, а от необходимости. На войну я собираюсь, там это необходимо - и цепь прочная и крест заметный. А гордыня и гордость - две большие разницы. Человек без гордости и не человек, а тварь дрожащая. Бог создал человека в помощь себе, потому негоже нам червям уподобляться.

   - Да кто ты такой, чтобы о вере судить?