Сегодня - позавчера. Трилогия

   Я спел, он раскачивался во время песни, глаза пустые. Когда песня кончилась, он вздрогнул.

   - Ты знаешь, Виктор, я смотрю на всех этих ребят и вижу их мёртвыми. В ранах, окровавленных. Я ведь с ума сошел, там, в окружении. Я ночью заставу в окопы выгнал и сутки держался, а потом пошёл на прорыв. А они, знаешь, у меня какие были? Богатыри и красавцы! Все физкультурники. Отличники боевой и политической. Я их как сыновей любил. Мой погранотряд - лучшим был в округе. Я никого из них не довёл. Всех потерял. К нам прибивались другие, понемногу. И их тоже убивали. Убивали и убивали. Я немцев не считал, а вот своих пацанов всех помню. Тысяча триста шестнадцать исковерканных, окровавленных лиц каждую ночь ко мне приходят. Они все, Витя, погибли, а я выжил. А потом хуже стало. Я смотрю на бойцов этого батальона, теперь моего батальона, и вижу их убитыми. Я говорю с ними, а они отвечают, а сами кровью истекают.

   - Тяжело это.

   - Да. 1316 уже потерял. И теперь поедем на фронт - опять терять. А я не хочу больше! Почему я жив, а они нет? Зачем я выжил? Зачем мне муки эти?

   - Бог нам всем послал испытания. И каждому - только по силам его. Этим он испытывает нас, а значит, знает о нас, любит нас. Испытания закаляют, делают сильнее.

   Комбат рассмеялся истерически, как одержимый:

   - Чем я стал сильнее? Искалечен, сломан и телом и духом. Я мечтаю умереть, чтобы прекратить этот ужасный ночной хоровод и остановить счётчик.

   - Счётчик не остановиться, пока не возьмём Берлин.

   - А ты веришь, что сделаем это?

   - Конечно. Иначе и быть не может. Тем более, что я не только верю, а знаю. Точно знаю. Никто и никогда не завоёвывал Русь.

   - Татары?

   - Это кто такие? Это те, что в Казани живут? Они больше русские, чем мы сами. Это было не завоевание, а слияние русских земель под одну руку. И рука та - русские цари.

   Комбат достал бутылку.

   - Будешь?

   - Не пью, Владимир Васильевич. Совсем не пью.

   - Больной? На войне больных не бывает.

   - Мне вера не велит.

   - Тьфу, ты. Брехун. Не берут верующих в НКВД.

   Я показал крест.

   - Как же тебя не выперли?

   - Наоборот. Меня пригласили. Да с рекомендацией!

   Я показал портсигар. Комбат хмыкнул, дунул в кружку, налил:

   - Как хочешь, - и выпил.

   - Владимир Васильевич, а зачем вы мне всё рассказали?

   - Душу хотел облегчить.

   - Полегчало?

   - Да.

   - А почему мне?

   - Ты единственный, у кого рожа не разбита. И когда ты рядом, все остальные начинают выглядеть нормальными, живыми.

   Вот это ни хрена себе! Я облегчаю приступы шизофрении?

   - Витя, спой.

   Я спел "Молитву", потом "Бьётся в тесной печурке огонь", "На поле танки грохотали", "Черного ворона", "Опустела без тебя земля". Комбат стремительно напился и уснул на Мельниковой полке. Я оставил его, вышел покурить. Невдалеке маячил Иванец, я махнул ему рукой.

   - За обедом сгоняй.

   Он принёс сразу на всех, даже тех, кто был в увольнительной. Сухпай я сразу заныкал, а горячее умяли, сидя на лавочке около входа в землянку.

   - Сержант, без моего разрешения никого в землянку не пускать. Лично передо мной ответишь.

   - А если ротный? Это же его землянка.

   - Хоть маршал Тимошенко. Это моя землянка. Переломаю так, что за свисток три месяца не возьмёшься. Уяснил?

   - Уяснил.

   - Я - не надолго. Обойду всё и вернусь. Гостя моего не беспокой, пусть отдохнёт. А внутрь заглянешь - глаза фингалами закрою.

   Я так понял, что я вдруг оказался старшим в батальоне. Вот так неожиданно. Комбат взял самоотвод на время, остальные офицеры, тьфу, командиры - дома, с родными.

   Обошел всё, двоим в "душу" пробил за нарушение режима, а потом направился к штабной палатке.

   - Стой, кто идёт?

   - Конь в пальто. Фамилия, боец!

   Он назвался. Даже не знаю такого.

   - Кому служишь?

   Растерялся.

   - Эх, салага! Учить вас ещё и учить! Трудовому народу ты служишь. Запомни. В следующий раз - накажу.

   - Туда нельзя, товарищ старшина. Приказ товарища майора.

   - Ты, чё, ушлёпок, не понял? Или попутал? Или меня не узнал? Майор у меня в землянке, послал за письменным прибором. Смирно! Кругом!

   - Я не могу, майор приказал.

   - Тебе майора привести? Или письменный приказ нужен? Так планшетка его в палатке. Самого его звать? Да он тебя с говном сожрёт. Да, ладно, расслабься. Очень мне хочется бегать туда-сюда. Мне проще тебя вырубить. Да, не дёргайся ты. Меня знаешь. Меня Медведем окрестили. Но, для тебя - старшина Кузьмин Виктор Иванович. Так и доложишь, если вопросы будут. А их не будет. Что не ясно?

   Боец опустил винтовку, сделал шаг в сторону.

   - Вот это другое дело.

   А в уме: "Бардак!"

   По большому счёту, в штаб я пришёл из любопытства. Зашёл, остановился, осмотрелся с любопытством. Потом покопался в бумагах, отложил несколько пустых стандартных бланков с печатями. Бардак, кто же на пустые бумажки ставит печати? Вообще-то все так делают. Но не в армии же! Сгодятся на что-нибудь. Прихватил ещё и незначительную записку, единственная ценность которой была в образце подписи Ё-комбата и начштаба на одном листочке. Покрутился ещё из любопытства, нашёл награды Ё-комбата (Ордена Ленина, Знамени и Красной Звезды - охренеть!), положил обратно и вышел.