Сегодняшний вчерашний день

Однако кроме одежды у Яната не было ничего. Все его приборы, передатчик, инструменты и другие полезные штуковины (как любил говаривать Кэро) навьи изъяли надцать дней назад и вероятнее всего выкинули. Что они сделали с телом напарника, он даже не пытался предполагать. Тошно от таких раздумий было до невозможности. Если к мысли о растерзанной плоти малиновки подброшенной в качестве отвлекающего маневра на берег реки, Шептунов относился философски, то мертвое лицо Кэро сохо стало для него настоящим кошмаром, который преследовал ночью и днем. Сны с птаирианцем, очень даже живым, постоянно пытающимся передать какое-то сообщение, его прикосновения, казавшиеся слишком реальными, чтобы быть правдой… Ян совершенно измучился, но не искал выхода. Подозревал, что Навь играет с его психикой, и старался просто не сдаться. Хотя бы не сдаться.

Планета или ее дух многих свели с ума, а теперь Шептунов на своей шкуре испытывал прелести клаустрофобии, ночных видений. Он был упрям и зол, за счет чего пока боролся, но ничьи нервы не выдержат слишком долго на голом энтузиазме.

Зато Мусса стала немного приветливее, пусть затянутых диалогов по-прежнему не поддерживала, вопросы игнорировала и вообще вела какую-то свою тайную жизнь, полную непонятных ритуалов и медитаций на грани ступора.

Лодка, их общее жизненное пространство, просто неслась вперед, не давая возможности уединиться, даже просто попсиховать. Зачастую они или вежливо, но напряженно молчали или нейтрально улыбаясь, думали-думали-думали каждый о своем. Плюс, Мусса могла прочесть мысли Яна когда хотела, даже если и убеждала его в обратном. Шептунов на сей счет, настроен был весьма скептично. Кто ее знает?

Слова…слова — вода. Она видела его размышления образами, в чем сама пару раз таки призналась. Один коротенький разговор, который дал массу информации об аборигенах и снова пробудил в нем манию преследования. Тогда русалка сказала, что сны Яна слишком ярки, назойливы.

Шептунов верил словам девушки, ее заверениям и не верил, поэтому ждал, когда вскипит и выплеснется паранойей. Ему было то страшно, то тоскливо, то невыносимо скучно. Он не мог ничего изменить, ничего сделать, только смотреть бесконечно на темную быструю воду и серые в тусклом свете грибов стены.

Ян надеялся, ему хватит мужества принять то будущее, что ждало впереди. Он много думал о доме, поскольку изо дня в день разрабатывать неосуществимые планы побега бессмысленно. Вспоминал родных: отца, мать, сестру. Часто задумывался о судьбе Инги и, пожалуй, впервые признался самому себе — ее участь его волнует, но он не верит, что бывшая напарница жива.

Янат ловил себя на попытках произнести вслух фразу: "Я не вернусь". Он страстно любил жизнь, и она, эта мысль, казалась ему кощунственной, бесконечно жестокой.

Все вместе значило же одно, он уже на грани.

Семь лет, какие-то семь лет отделяли от ловушки собственного предназначения, судьбы или, как там ее, кармы. Мерзкой старухи, называющейся повитухой, той, что внесла его, гордо держа на ладонях, в первую клетку инкубатора. Уникальный младенец с дикой планетки Янус.

Жизнь среди врачей, исследователей, аппаратуры, лабораторий — много лет подряд. Персональная клетка, персональные врачи, персональный мир замкнутого куба. Глаза матери, в которых он видел то вину, то отчаянье, то совершенно непонятную ему гордость. И вот, обрести иллюзию свободы, чтобы по-тупому, иного определения ему не удалось подобрать, просрать ее в приключении, от которого отговаривали все кому не лень. Именно те месяцы пути дали ему почувствовать себя человеком, членом общества. Благодаря Кэро. Если бы не нелепая смерть друга…но, бесполезные мысли. Он не сумел узнать, как и почему. Личное поражение. Продолжения не будет, если только он не вернется. Но Янат собирался сделать куда больше.

Он прекрасно понимал, его никогда бы не выпустили из исследовательских центров, в которые он раз за разом попадал, как дорогущий приз, бережно из рук в руки, всю свою жизнь, если бы не известие о его генетической неполноценности. Не сумели найти ключик и решили дать ему временную передышку. Теперь снова возьмутся за мать или Ждану, или ее ребенка. Просто они сдались, чертовы ученые, пытаясь взломать код его ДНК, и начали искать другое решение.

Ян же никогда не сдавался и ненавидел ограничения. Люто.

Сейчас ему больше ничего не оставалось, кроме как предаваться размышлениям. Почему никто из выживших не попытался вернуться на базу? Почему? Ведь были такие, он точно знал. Наверняка среди них находились люди жесткие и смелые, бунтари или просто живчики. Так почему никто не нашел дорогу назад? Там, наверху, он спросит. Нет, потребует ответа. Наверняка, кто-то в курсе, иначе и быть не может.

Когда безумие мыслей, бесконечных рассуждений и агрессии отпускали, Ян начинал рассматривать все подряд, сортируя в мозгу сведения, и раскладывая их по полочкам. Он делал свою работу. Пусть даже вот так, бессистемно и хаотично. Его безупречная память позволяла сохранить даже крупинки информации, а любые находки касаемо Нави бесценны.