Он всегда оставался с ними в гостиной, и, насколько мог судить Курт, не делал в доме ничего, кроме как выпить по пиву или немного посмотреть телевизор.
В течение одной недели Блейн привёл домой двух разных парней.
Часто он спрашивал Курта, не хочет ли тот остаться с ними в гостиной, но ответ был всегда один – нет.
Ему нравилось иметь кого-то дома, и, даже если бы он никогда в этом не признался, ему импонировало, что этим человеком был Блейн. Благодаря ему он чувствовал себя менее одиноким.
Ну, по крайней мере, он не обращался с ним, как с жертвой войны, и не принимался извиняться каждый раз, когда имя Себастиана всплывало в разговоре.
Но ему нравилось также иметь время только для себя.
Моменты, когда воспоминания о жизни с Бастианом неумолимо возвращались.
В такие моменты он любил запереться в спальне, схватить рубашку Себастиана – одну из тех, что были ещё пропитаны его ароматом, – и затем лечь на кровать, прижимая её к себе.
Часто парень позволял слезам свободно течь вместе с воспоминаниями, пока, изнурённый, не засыпал, полностью одетый.
Но были и другие моменты, когда воспоминания приносили с собой иные желания, иные потребности.
В такие моменты Курт мог лишь дать себе облегчение сам отчаянными прикосновениями, думая о Бастиане, о том, каково было заниматься любовью с ним.
После он всегда чувствовал себя ещё более одиноким и опустошённым.
Но ничего не мог с собой поделать.
В любом случае, Блейн, казалось, научился догадываться, когда парню нужны были эти моменты.
И оставлял его наедине с собой.
Курт не знал, следует ли ему быть благодарным за такое проявление заботы, или быть обеспокоенным той степенью понимания, что Блейн демонстрировал по отношению к нему после всего лишь одной недели совместного проживания.
И был потом аспект их сосуществования, который совершенно дезориентировал Курта.
У Блейна была ужасная привычка ходить по дому голым.
Ну, не то чтобы совершенно голым.
Полуголым.
Но Курт не видел разницы.
Блейн выходил из душа, как правило, в штанах, но всегда без футболки.
Когда он готовил, (и, к огромному удовольствию Курта, делал это часто и был в этом очень хорош, хотя почти всегда из-под его рук выходили суперкалорийные блюда, из-за чего Хаммел должен был делать дополнительный круг на беговой дорожке), то, как правило, снимал её, чтобы не испачкать.
И утром очень часто он вставал и бродил по дому в одних только боксерах.
Не то чтобы это было незаконно. Хотя Курт сделал бы это таковым.
У этого парня была сказочная задница!
Не говоря уже обо всём остальном.
И Курт не хотел этих мыслей.
Он чувствовал вину по отношению к Себастиану, почти как если бы изменил ему.
Поэтому он предпочитал не смотреть, чтобы не думать. Только гораздо легче было сказать, чем сделать.
Он осознал, более или менее, насколько это трудно в тот день, когда, вернувшись из поездки в больницу – ещё один визит, не принесший новостей – застал Блейна, выходящим из душа с одним лишь полотенцем вокруг бёдер, насвистывающим “Teenage dream” Katy Perry, певицы, которой парень, казалось, был попросту одержим.
Двое застыли на месте посреди коридора, уставившись друг на друга.
Воздух был насыщен странным электричеством.
Курт не мог не провожать взглядом подлую каплю, что медленно пересекала грудь другого парня, не подозревая о смятении, которое сеет в сознании Курта её сладострастное скольжение по этой янтарной коже. Блейн же чувствовал на себе абсолютно непереносимый жар этого откровенного взгляда. И это было буквально адом для него.
Брандо решил поточить когти о полотенце Блейна как раз в этот момент, вероятно, для того, чтобы привлечь его внимание и получить ещё порцию бекона, но он с такой силой тянул это чёртово полотенце, что оно чуть не упало.
– Секси... – прошептал тогда Курт, невольно облизывая губы.
– Как, прости? – спросил почти с надеждой Блейн, не слишком убеждённо придерживая край полотенца, чтобы Брандо не сорвал его окончательно.
– Я звал кота. Его имя, полное имя кота – секси Брандо, – чуть хрипло прошептал Курт, продолжая пялиться на сволочную каплю, которая теперь была очень близка к тому, чтобы исчезнуть под полотенцем после ленивого путешествия вдоль этого соблазнительного пресса, отправляясь к паху Блейна.
Курт спросил себя, удалось бы ему остановить этот бег, слизнув своим языком каплю, прежде чем та исчезнет за тканью.
Через мгновение он встрепенулся, задаваясь вопросом, что за мысли лезут ему в голову, но, когда поднял глаза, чтобы взглянуть Блейну в лицо, то нашёл перед собой парня, который изо всех сил старался не рассмеяться ему в лицо.
– Объясни мне, – спросил Блейн, всё ещё пытаясь удержать смех. – Ты назвал своего кота Секси Брандо?
– Нет. Конечно же, нет, – сказал другой, как нечто очевидное. – Я назвал его Секси Марлон Брандо.
На этих словах Блейн больше смог удержаться и рассмеялся, а сразу за ним и Курт.
От этого смеха электричество в воздухе испарилось.
Короче говоря, Блейн был секси.
Даже когда смеялся.