Сёгун

Он увидел служанку, несущую поднос, Марико рядом с ней — рука ее больше не на перевязи, — а он лежит в койке кормчего, той же самой, что и во время плавания с Родригесом из деревни Ааджиро в Осаку, и теперь она была почти такой же, кстати, как его собственная койка в каюте на «Эразмусе». «Эразмус»! Было бы прекрасно снова вернуться на него и повидаться с ребятами.

Он с наслаждением потянулся и взял чашку зеленого чая, предложенную Марико.

— Спасибо. Это прекрасно. Как ваша рука?

— Намного лучше, спасибо. — Марико согнула ее, чтобы показать, как она работает. — Ранена была только мякоть.

— Вы выглядите гораздо лучше, Марико-сан.

— Да, мне теперь лучше.

Когда она на рассвете вернулась с Торанагой на судно, то была близка к обмороку.

— Лучше оставайтесь наверху, — сказал он ей. — Болезнь пройдет тогда быстрее.

— Мой господин спрашивает, почему выстрелил пистолет?

— Это была только шутка, игра двух кормчих, — сказал он ей.

— Мой хозяин выражает свое восхищение вашим искусством в морском деле.

— Нам повезло. Луна помогла. И команда была изумительная. Марико-сан, вы не могли бы спросить капитана, знает ли он эти воды? Извините, но скажите Торанаге-сама, что я не могу больше без сна. Или, может быть, мы можем лечь в дрейф на часок или около того? Я должен поспать.

Он смутно помнил, как она говорила ему, что Торанага сказал, что он может пойти вниз, так как капитан-сан вполне может справиться, потому что они поплывут в прибрежных водах и не будут выходить в море.

Блэксорн опять потянулся и открыл иллюминатор каюты.

Скалистый берег был в двухстах ярдах с небольшим.

— Где мы?

— У берега провинции Тотоми, Анджин-сан. Господин Торанага хотел поплавать и дать отдохнуть гребцам несколько часов. Завтра мы будем в Анджиро.

— Рыбацкой деревне? Это невозможно. Сейчас полдень, а на рассвете мы были на выходе из Осаки. Это невозможно!

— О, это было вчера, Анджин-сан. Вы проспали день, ночь и еще половину дня, — ответила она. — Господин Торанага сказал, чтобы вам не мешали спать. Теперь он думает, что вам, чтобы окончательно проснуться, надо хорошо поплавать. После еды. Еда состояла из двух чашек риса и поджаренной на древесном угле рыбы с темным, уксусно-сладким соусом, который, по ее словам, делали из перебродивших бобов.

— Спасибо — да, я хотел бы поплавать. Почти тридцать шесть часов? Неудивительно, что я так хорошо себя чувствую, — он с жадностью взял поднос у служанки. Но есть стал не сразу. — Почему она так испугана? — спросил он.

— Она не испугана, Анджин-сан. Просто немного нервничает. Пожалуйста, извините ее. Она никогда не видела до этого так близко чужеземцев.

— Скажите ей, когда бывает полная луна, чужеземцы отращивают рога, а изо рта у них вылетает огонь, как у драконов.

Марико засмеялась.

— Конечно, я этого не скажу. — Она указала на стол. — Тут зубной порошок, щетка, вода и свежие полотенца. — Потом добавила по-латыни: — Я рада, что вы уцелели, что касается нашего путешествия, то вы вели себя очень смело.

Их глаза встретились и на мгновение остались в таком положении. Она вежливо поклонилась. Служанка поклонилась. Дверь за ними закрылась.

«Не думай о ней, — приказал он себе. — Думай о Торанаге или Анджиро. Почему мы завтра останавливаемся в Анджиро? Высадить Ябу? Тем лучше! В Анджиро будет Оми. Так что с Оми? Почему не попросить у Торанаги голову Оми? Он должен мне одну или две награды. Или почему не попросить разрешить поединок с Оми-сан? Как? На пистолетах или мечах? На мечах у меня нет шансов, а если взять пистолет, это будет убийство. Лучше ничего не делать и ждать. У тебя скоро будут шансы отомстить им обоим. Ты сейчас наслаждаешься милостями Торанаги. Будь терпелив. Спроси себя, что тебе от него нужно. Скоро мы будем в Эдо, так что у тебя не так много времени. А что с Торанагой?»

Блэксорн пользовался палочками для еды так, как он видел, ими пользуются заключенные в тюрьме, поднимая чашку с рисом ко рту и заталкивая слипшийся рис с края чашки в свой рот палочками. С кусками рыбы было труднее. Он был все еще недостаточно искусен, поэтому пользовался пальцами, радуясь, что ест один, зная, что есть пальцами перед Марико или Торанагой да и перед любым японцем было бы очень невежливо.

Когда был съеден последний кусочек, он все еще был голоден.

— Пойти взять еще пищи, — сказал он вслух. — Боже мой на небесах, как бы мне хотелось свежего хлеба, яичницы, масла и сыру…

Он вышел на палубу. Почти все были обнажены. Некоторые из мужчин обсыхали, другие принимали солнечные ванны, несколько человек стояли, перегнувшись через борт. В море около борта самураи и моряки плавали и плескались как дети.

— Коннити ва, Анджин-сан.

— Коннити ва, Торанага-сама, — сказал он. Торанага, совершенно голый, поднимался по лестнице, которая вела в воду.

— Соната ва едзимато ка? — сказал он, показывая на море, плеская водой себе на живот и плечи, разогревшись на ярком солнце.

— Хай, Торанага-сама, домо, — Блэксорн отвечал, думая, что у него спрашивают, не хочет ли он поплавать.