Сёгун

Нага бросил быстрый взгляд на Анджин-сана: тот все еще идет своей неторопливой походкой, он уже в семидесяти шагах от Тсукку-сана… Священник ожидает его со своими собратьями… Легкий ветерок колышет их оранжевые накидки.

— Но, отец, они же не трусы? Почему же… как они могут с честью выйти из этого положения?

— Он не убьет по трем причинам. Первая: Тсукку-сан безоружен и не будет сопротивляться, даже если дойдет до рукопашной. А убивать невооруженного человека — это противоречит его принципам, это позор, грех по их христианской религии. Вторая — он христианин. А третья — я решил, что еще не время.

Бунтаро выразил свое мнение:

— Пожалуйста, извините меня, я могу понять третье и даже первое. Но не то ли настоящая причина их ненависти, что оба считают — другой поклоняется не Христу, а сатане? Они ведь так его называют?

— Да, но их Бог Иисус учил — или считается, что учил, — надо прощать своих врагов. Это сущность христианства.

— Но ведь это глупо-о… — протянул Нага. — Прощать врага глупо.

— Я согласен. — Торанага посмотрел на Ябу. — Глупо прощать врага. А ваш взгляд, Ябу-сан?

— Да, я тоже так думаю.

Торанага посмотрел на север: две фигуры теперь совсем близко друг от друга… Торанага проклинал свою неосмотрительность. Ему все еще были очень нужны они оба, не стоило рисковать ни одним… Он отпустил Анджин-сана, просто чтобы погасить его возбуждение… Он не посылал его убивать… Он сожалел о своей глупости. Теперь он ждал, захваченный происходящим, как и все… Но случилось так, как он и предсказывал: их столкновение было коротким, резким, злым — это заметно даже с такого расстояния. Торанага радовался про себя, — ему стало гораздо легче. Э-э-э, слышать бы, что там говорится… Знать бы наверняка, что он Прав… Ага, вот Анджин-сан уходит… Тсукку-сан за его спиной вытирает лоб цветным носовым платком…

— Вот вам! — с восхищением воскликнул Нага. — Как мы можем проиграть в войне при таком командире?

— Слишком легко, мой сын, если это моя карма. — Настроение у Торанаги изменилось. — Нага-сан, прикажи самураям, которые вернулись на галере из Осаки, идти в мой дом.

Нага бросился исполнять приказание.

— Ябу-сан, я рад, что вы благополучно вернулись обратно. Распустите полк, — после ужина мы с вами поговорим. Могу я послать за вами?

— Конечно. Благодарю вас, господин, — Ябу отсалютовал и ушел.

Оставшись один — охранников он отослал на такое расстояние, чтобы они не могли подслушать, — Торанага уставил внимательный взгляд на Бунтаро: он неспокоен, как собака, на которую долго смотрят. Наконец он не выдержал:

— Господин?

— Как-то вы просили его голову…

— Да… да, господин.

— Ну?

— Он… он оскорбил меня в Анджиро. Я… я все еще опозорен.

— Я приказываю забыть об этом позоре!

— Тогда это было забыто, господин. Но она изменила мне с ним, и это нельзя простить, пока он жив. У меня есть доказательства. Я хочу его смерти. Сейчас. Он… Пожалуйста… Его корабля нет… Какая от него теперь польза, господин? Я прошу об одной милости на всю жизнь.

— А какие доказательства?

— Всем известно. По пути из Ёкосе. Я говорил с Ёсинакой. Об этом все знают, — угрюмо добавил он.

— Ёсинака видел их вместе? Он обвиняет ее?

— Нет, но то, что он сказал… — Бунтаро поднял глаза — в них застыла боль. — Я знаю, и этого достаточно. Пожалуйста, я прошу об этом как о единственной милости на всю жизнь. Я никогда ни о чем не просил вас…

— Он нужен мне живым. Не будь его, ниндзя захватили бы ее и обесчестили, а значит, опозорили бы и вас.

— Одна просьба на всю жизнь… Я прошу вас. Его корабль пропал, — он исполнил все, что ему назначено. Я прошу вас.

— У меня есть доказательства того, что он не опозорил вас и ее.

— Простите, какие доказательства?

— Послушайте меня — это только для вас. У нас с ней было соглашение. Я приказал ей подружиться с Анджин-саном. — Торанага уже устал от Бунтаро. — Они стали друзьями. Анджин-сан боготворил ее, но он никогда не опозорил вас с ней или она — вас с ним. В Анджиро, как раз перед землетрясением, когда она первой предложила поехать в Осаку, освободить всех заложников — публично бросив вызов Ишидо, а затем усилив кризис совершением сеппуку, чтобы он ни пытался сделать, — в этот день…

— Это планировалось еще тогда?

— Конечно. Разве вы не знали? В этот день я приказал ей развестись с вами.

— Как?

— Развестись. Вы не понимаете слов?

— Да, но…

— Развестись. Она много лет терпела ваши безумства, вы плохо обращались с ней. А как вы вели себя с ее кормилицей, с другими женщинами? Разве я не говорил вам, что она была нужна мне, чтобы переводить язык Анджин-сана? А вы все равно не сдержались и поколотили ее, — чуть не убили ее в тот раз… Так ведь?

— Да, простите…

— Пришло время покончить с этим браком. Я приказал его кончить, прекратить. Тогда же.

— Она просила развода?