Сёгун

Сьюзен было четырнадцать лет: это была милая, старающаяся угодить девушка, ученица-куртизанка. Уже два года Кику отвечала за ее подготовку.

Кику с трудом отвела глаза от чистого белого риса, который она так любила, и подавила свой голод.

«Ты ела до прихода сюда и поешь позже, напомнила она себе. — Да, но даже тогда было слишком мало».

— Госпожа должна иметь умеренный аппетит, очень умеренный аппетит, — говорила обычно ее учительница. — Гости едят и пьют — чем больше, тем лучше. Госпожа так не делает и, конечно, никогда не делает этого с гостями. Как госпожа может говорить или развлекать гостей, играть на сямисене или танцевать, если у нее набит рот? Ты поешь позднее, будь терпелива. Сконцентрируйся на своем госте.

Следя за Сьюзен, критически оценивая ее искусство, она рассказывала Оми истории, которые заставили его смеяться и забыть про все на свете. Юная девушка стала на колени сбоку Оми, расставила маленькие мисочки и палочки для еды на лаковом подносе в том порядке, как ее учили. Потом она взяла пустую бутылку из-под саке, попробовала налить, чтобы убедиться, что она пустая, — считалось дурным тоном встряхивать бутылку — потом встала с подносом, бесшумно подошла к двери из седзи, стала на колени, поставила поднос, открыла седзи, встала, прошла через дверь, опять стала на колени, подняла поднос и перенесла через порог, так же бесшумно положила его и совсем закрыла за собой дверь.

— Мне, правда, скоро придется искать другую служанку, — сказала Кику, не очень расстроившись. «Этот цвет ей идет, — подумала она. — Надо послать в Эдо еще за шелком. Что за стыд думать, что это дорого! Неважно, при тех деньгах, которые заплатят Дзеко-сан за прошлую ночь и за сегодняшнюю, моей доли будет более чем достаточно, чтобы купить маленькой Сьюзен двадцать кимоно. Она такой приятный ребенок и действительно очень грациозная».

— Она создает столько шума на всю комнату — извини.

— Я не заметил ее, только тебя, — сказал Оми, допивая вино. Кику обмахивалась своим веером, улыбка осветила ее лицо.

— Вы делаете мне приятно, Оми-сан. И позволяете чувствовать себя любимой.

Сьюзен быстро принесла саке. И зеленый чай. Ее хозяйка налила Оми вина и передала ему. Девушка беззвучно наполнила чашки. Она не пролила ни капли и подумала, что звук, который издает жидкость, льющаяся в чашку, напоминает тихий звонок, после чего вздохнула задумчиво, но с огромным облегчением, опустилась на пятки и стала ждать.

Кику рассказала занимательную историю, которую она слышала от одной из подруг в Мисима, и Оми рассмеялся. Рассказывая, она взяла один из маленьких апельсинов и с помощью своих длинных ногтей раскрыла его, как цветок-дольки апельсина напоминали лепестки.

— Вам нравится апельсин, Оми-сан?

Первым порывом Оми было сказать: «Я не могу разрушить такую красоту». «Но это было бы неуместно, — подумал он, пораженный ее артистизмом. — Как мне похвалить ее и ее безымянного учителя? Как могу я вернуть счастье, которое она дала мне, позволив следить, как ее пальцы создавали нечто столь прекрасное, сколь и эфемерное?»

Он подержал цветок в руках, потом быстро отделил четыре дольки и съел их с наслаждением. Остался новый цветок. Он удалил еще четыре дольки, получилась третья цветочная композиция. Тогда он взял одну дольку и отодвинул вторую, так что оставшиеся три превратились в еще один цветок.

После этого он взял две дольки и заменил оставшиеся в сердцевине апельсина, в центре со своей стороны, словно полумесяц в солнце.

Одну он очень медленно съел. Затем он положил еще одну дольку на ладонь и предложил ей.

— Это должна съесть ты, потому что это предпоследняя. Это мой подарок тебе.

Сьюзен дышала с трудом. Для кого же была последняя?

Кику взяла дольку и съела. Это было самое вкусное из того, что она когда-либо пробовала.

— Это последняя, — сказал Оми, с серьезным видом кладя ее на ладонь правой руки, — это мой подарок богам, кто бы они и где бы они ни были. Я никогда не съем этой дольки, — разве что из твоих рук.

— Это слишком, Оми-сама, — сказала Кику. — Я освобождаю вас от вашего обета! Это было сказано под влиянием ками, который живет во всех бутылках с саке.

— Я отказываюсь освободиться от обета.

Они были очень счастливы вместе.

— Сьюзен, — сказала она, — теперь оставь нас. И пожалуйста, пожалуйста, дитя, сделай это грациозно.

— Да, госпожа. — Молодая девушка вошла в соседнюю комнату и проверила, чтобы футоны были удобны, любовные инструменты и бусы для удовольствий были под рукой и цветы в полном порядке. Незаметная складка на и без того уже гладком одеяле была разглажена. После этого, удовлетворенная, Сьюзен села, вздохнула с облегчением, обмахнула жар с лица своим сиреневым веером и, довольная, стала ждать.