Сегун. Книга 3

– Очень хороший лекарь. Лучший из всех, каких я видел! – Он отпустил край кимоно. – Прекрасно, Фудзико-сан! Шрамы, конечно, ну и что? Ничего. Я видел много пострадавших от ожогов, понимаете? Вот и хотел сам посмотреть, чтобы понять, как дела. Очень хороший лекарь. Будда помог вам. – Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза: – Не беспокойтесь. Сиката га най, да? Вы поняли?

У нее хлынули слезы.

– Пожалуйста, извините меня, Андзин-сан, мне так стыдно. Пожалуйста, простите мою глупость, простите, что я была там, попалась, как полоумная эта. Мне следовало быть с вами, защищать вас, а не толкаться со слугами в доме. Мне нечего было делать в доме. Не было причин там находиться…

Сочувственно ее обнимая, он дал ей выговориться, хотя почти ничего не понял из ее речи. «Мне бы надо выяснить, чем лечил ее этот врачеватель, – возбужденно думал он. – Это самое быстрое и хорошее заживление, какое я встречал. Каждый капитан Ее Величества должен владеть этим секретом. Да что там – любому европейскому капитану он необходим. Постой! А кто бы отказался заплатить за такой рецепт несколько золотых гиней? Ты же можешь сделать целое состояние! Нет уж, не таким путем. Только не так. Наживаться на страданиях моряков? Нет!»

Фудзико повезло, что обгорели только задние поверхности ног. Лицо все такое же квадратное и плоское, острые зубы – как у хорька, но глаза излучают такую теплоту, что, пожалуй, язык не повернется назвать эту женщину непривлекательной. Он еще раз обнял ее:

– Ничего, Фудзико-сан, не надо плакать. Это мой приказ!

Блэкторн отправил служанку за свежим чаем и саке, приказал принести побольше подушек и помог Фудзико расположиться на них. Она все стеснялась и то и дело спрашивала:

– Как я смогу отблагодарить вас?

– Не надо благодарностей. Давайте снова… – Блэкторн порылся в памяти, но не нашел японских слов «помогать» или «помнить». Тогда он вытащил словарь и поискал их там. – Просить – о-нэгаи… Вспоминать – омой дасу… Хай, мойтидо нэгаи! Оми дэс ка? (Помогайте мне снова. Помните?) – Он поднял кулаки, изобразил пистолеты и нацелился ими. – Оми-сан, помните?

– О, конечно! – воскликнула она, потом, заинтересовавшись, попросила посмотреть книгу. Она никогда не видела раньше латыни, и колонки японских слов против латинских ничего не сказали ей, но она быстро ухватила смысл:

– Это книга всех наших слов… простите. Книга слов, да?

– Хай.

– Хомбун? – спросила она.

Он показал ей, как найти это слово на латыни и по-португальски:

– Хомбун

 – долг. – Потом добавил по-японски: – Я понял, что такое долг. Долг самурая, не так ли?

– Хай! – Она захлопала в ладоши, как будто ей показали чудесную игрушку.

«Да, это чудо, – сказал он себе. – Подарок судьбы. Книга поможет мне лучше понять и ее, и Торанагу, и скоро я буду неплохо владеть языком».

Она задала ему еще несколько слов, и он нашел их на латыни и португальском; каждое слово, которое она выбирала, было ему понятно, и он непременно находил его – словарь ни разу не подвел.

Он поискал слово:

– Магото дэс, нэ? (Это чудесно, правда?)

– Да, Андзин-сан, книга чудесная. – Она отпила чаю. – Теперь я смогу разговаривать с вами, по-настоящему.

– Понемногу. Только медленно, вы понимаете меня?

– Да. Пожалуйста, будьте терпеливы со мной. Прошу вас, извините меня.

Громадный колокол на главной башне замка пробил час лошади, ему отозвались все храмовые колокола в Эдо.

– Сейчас мне надо уходить. Я иду к господину Торанаге. – Он пристроил книгу за рукав.

– Можно я подожду здесь, пожалуйста?

– А где вы остановились?

Она показала:

– О, там, моя комната – за следующей дверью. Прошу извинить мою бестактность!

– Медленно. Говорите, пожалуйста, медленно. И простыми словами!

Она повторила медленно, особенно тщательно – слова извинений.

– Благодарю вас. Мы с вами еще увидимся.

Она хотела подняться, но он покачал головой и вышел. День был облачный, душный. Охрана уже дожидалась его. Вскоре Блэкторн уже вступал во двор главной башни, где встретил Марико – еще более прекрасную, воздушную, лицо ее под золотисто-красным зонтиком казалось алебастровым. На ней было темно-коричневое кимоно, окаймленное ярко-зеленым узором.

– Охаё, Андзин-сан. Икага дэс ка? – Она церемонно раскланялась.

Он отвечал, что чувствует себя прекрасно, следуя их уговору изъясняться по-японски, пока у него хватает сил, и переходить на португальский, когда уж мочи нет припоминать японские слова и еще когда требовалось сказать ей что-нибудь не предназначенное для чужих ушей.

– Ты… – произнес он осторожно, когда они поднимались по лестнице башни.

– Ты… – откликнулась Марико и немедленно перешла на португальский, с той же серьезностью, что и в прошлую ночь: – Извините, пожалуйста, но давайте не будем сегодня говорить на латыни, Андзин-сан. Сегодня латынь не подходит – она не может служить тем целям, для которых мы ею пользуемся, правда?

– Когда я смогу поговорить с вами?

– Трудно сказать, простите. У меня есть обязанности…

– Все благополучно, да?