Сеятель бурь

– О-о! – Генерал-адъютант императора с видом знатока обвел взглядом ряды кожных переплетов, как в нашем с Лисом мире осматривал замерший строй овеянной славой старой гвардии. – Замечательный подбор! Аристотель, Платон… – Он взял книгу, лежащую передо мной на столе. – Что тут у тебя? «Государство»? Я тоже люблю почитать его на досуге. Написано словно вчера! А иные мысли я б и вовсе приказал на специальных досках вырезать да на городских площадях для всеобщего осмысления вывешивать. – Листы пожелтевшей бумаги отозвались возмущенным шелестом на бесцеремонное с ними обращение, замелькали под быстрыми пальцами. – Вот вернейшая из них: «Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство».

– Парадокс! – усмехнулся я.

– Отнюдь, граф. Все абсолютно логично. Возьмем, к примеру, моих взбесившихся земляков. Мне неприятно было узнать, что они отрубили головы королевской семье, но это, увы, закономерность нового времени. В Англии Кромвель отсек голову Карлу I. В России свистопляска с переворотами и умерщвлениями в царской фамилии и вовсе продолжалась без малого сто лет!

– Пока вы ее не остановили, – прокомментировал я.

– Дела былые! – Бонапарт улыбнулся, опускаясь в предложенное ему кресло. – В прежние времена новая власть стремилась показать свою преемственность от старой, даже если на деле не имела к ней никакого отношения. Стоит взглянуть на историю – и мы увидим это со всей определенностью. Первые в ряду правителей обычно происходят от богов, все последующие возводили свой род либо к божественным предкам, либо к их ближайшим сподвижникам. Но времена меняются! Новые властители судеб человеческих заявляют, что власть их не от Бога. Иные доходят до наивного в своей крамольности утверждения, что Бога и вовсе не существует. Те, что искренни в своем заблуждении, напоминают малого ребенка, который пытается убедить себя, что съеденной конфеты никогда не было. Отрицание любой очевидности – плохая зашита, прежде всего от самого себя.

Но есть иные. Эти говорят: наша власть от народа. Не от вас, граф, не от меня, не от первого встречного-поперечного, а от всего народа в целом. То есть, по сути, ни от кого. Все, что совершают эти мракобесы, оправдывается всеобщей необходимостью, но никто не в силах знать, в чем таковая состоит. «Ревнители народного счастья» полагают – неизвестно почему, – что именно им дано об этом судить. Эти шарлатаны не признают Божьего суда и провозглашают лозунги свободы, равенства и братства. Но что такое свобода в их понимании, я насмотрелся воочию. Вероятно, только чудо спасло меня и мою семью от гильотины.

Род Буонапарте, возможно, не столь знатен, как ваш, однако принадлежит к древнейшим в Италии. Там он известен с X века, а это, согласитесь, немало. И все же, несмотря на многовековые корни рода Буонапарте, потомки его корсиканской линии были весьма небогаты. Мой отец был адвокатом, но с практикой у него не клеилось. Лучше всего уважаемому папеньке удавались слезные прошения о выделении казенных пенсионов для обучения и содержания многочисленных детей. Может быть, крайняя скудость, в которой мы обретались к моменту переворота в столице, и спасла нам тогда жизнь.

Однако я на все свои будущие годы запомнил терпкий запах свободы. В нем ароматы страха и трупного смрада переплетаются с тонами сирени и дешевого вина, разливаемого всем желающим прямо на улице. Может ли говорить о свободе человек, который даже в воображении не способен подняться выше того, чтобы сделаться восставшим рабом? Что ведает человечество о свободе? В сознании миллионов свобода того, у кого есть в руках пистолет, куда очевиднее, чем свобода того, у кого его нет. Еще более гнусным обманом является равенство. Вот уж здесь низвергатели богов повеселились вволю!

Посудите сами, все мы рождаемся на свет одним и тем же путем, и в этом мы уже равны, но каждый из нас обладает своими талантами, своими воззрениями на мир. И ваши дарования отнюдь не сходны с моими. Важно не то, что вы богемский граф, а я сын корсиканского адвоката. Куда важнее то, что рассказывали перед сном наши добрые нянюшки, а еще то, что горы вашей родины не сходны с горами моей, и то, что вокруг Корсики куда ни кинь расстилается безбрежное синее море, и там нет непроходимых чащобных лесов, как у вас в Богемии. Все это важно, все это делает мальчика Вальтера не похожим на мальчика Наполеона. О том же, что происходит далее, и вовсе говорить не приходится, слишком много случайностей и закономерностей влияет на полнейшее неравенство всех живущих под солнцем.

– Но говорят, что должно быть равенство перед законом, – пустился я в полемику.