Сеятель Ветра

Во дворце все было насыщено тоном теплого темного золота, даже свет, что лил с канделябров. Зое подняла голову от бумаг, посмотрела на мозаику, украшающую стену над входом. Ангелица, одетая в длинные строгие одежды, подняла руку к потолку, наполненному звездами и солнцами. Вокруг порхали огнеглазые сильфы, застывшие в священных позах. На противоположной стене процессия саламандр с волосами, зачесанными в строгие прически, несла дары, которые складывали у стоп ангела с суровым выражением лица.

Зое вздохнула. Комната, названная мастерской, где она привыкла писать, скромная спальня, несколько соседних помещений и сад за высоким забором составляли единственный мир, в котором она чувствовала уверенность. Хотя она и знала почти весь дворец, кроме помещений для слуг и квартир джиннов, но настоящий дом был для нее тут. Земли, принадлежащие к доминиону ее госпожи, Пистис Софии, Дарительницы Знаний и Таланта, начальницы всех четырех хоров ангелов-женщин, были для Зое территориями неизведанными и полными опасностей, а все Царство казалось какой-то мистической страной, которую нужно любить, но скорее как символ, чем реальность. Конечно же ангелица знала, что мир существует, но покидала дворец так редко, что внешний мир ассоциировался у нее исключительно с туманными воспоминаниями закрытого портьерами душного паланкина. Она понимала, что существует Лимбо, окружающее Царство и представляющее что-то типа полоски ничейной земли и одновременно нижнего мира, отделяющего Небеса от Преисподней, существование самой Преисподней как резиденции Тьмы, а также территорий Вне-времени, но сама мысль о том, что когда-нибудь она могла бы посетить какое-то из этих мест, казалась ей настолько абсурдной, что даже смешно. Несмотря на это, Зое не была глупой или ограниченной. Все знания, какими она владела, она черпала из книг. Они были ее лучшими друзьями, они учили ее всему, что она должна знать про Вселенную и земли, раскрывали тайны функционирования Царства, воспевали его величие, рассказывали прекрасные истории о людях, ангелах и Боге. Благодаря им она никогда не скучала, не чувствовала одиночества. Она любила запах и шелест пергамента, точность древних гравюр, насыщенные краски иллюстраций, паутину карт. Зое любила слова, а они, благодарные за эту любовь, позволяли ей сплетать и свободно нанизывать их в трогательные истории – ей, проживающей изолированно в золотых стенах дворца, словно в дорогой шкатулке. Временами ангелице казалось, что это слова управляют ею, а не она ими, но даже тогда она была счастлива. В книгах, думала она, живет прошлое. Они также определяют настоящее, потому что то, что записано, становится каким-то образом реальностью; они увековечивают момент, будучи единственной записью того, что сразу исчезнет. Они представляют нас самих, поскольку мы останемся в памяти потомков такими, какими нас описали.

Она погладила кожаный переплет лежащего перед ней на столике манускрипта. Да, книга имеет силу, и благодаря Господу она также, хоть и скромно, но причастна к расширению библиотеки Вселенной.

Погруженная в мысли Зое не заметила, когда в комнату вошла Пистис София. Начальница женских хоров глянула на нее холодными бронзовыми, словно янтарь, глазами миндалевидной формы.

– Приветствую, Зое. Надеюсь, не помешала, – сказала она.

Ангелица вздрогнула. Ошеломленная, она соскочила с места, сгибаясь в поклоне.

– Извините, госпожа. Я задумалась и не услышала, как вы вошли!

– Успокойся, дитя. Ты ничем меня не оскорбила. Ты много раз оправдана, если задумалась над новыми историями.

– Не совсем, госпожа. Тратила время на глупые размышления о книгах, когда должна была написать рассказ, чтобы развлечь вас.

София нежно улыбнулась. Она выглядела как воплощение доброты, только на дне ее зрачков жил твердый, холодный блеск. Зое смотрела на нее с благоговением, не в состоянии себе простить глупой лени, из-за которой она играла в философа, вместо того чтобы работать и развлечь Софию. Она любила свою госпожу так сильно, как и книги.

– Не вини себя, моя дорогая. Разве я могу гневаться на автора чудесных «Услышанных историй»?

– Вы слишком добры, госпожа, – прошептала растерявшаяся Зое, заглядывая ей в лицо.

Пистис София была прекрасна. Волосы, не будучи светлыми, сияли глубоким отблеском золота и были искусно уложены. Кожа также сияла золотом, слегка натянута на высоких скулах. Темные брови и миндалевидные глаза дарили ее красоте экзотичность, а прямой длинный нос и полные губы придавали лицу решительное, хотя и властное выражение. Подбородок она слегка задирала, выставляя длинную, гладкую шею. В ушах качались изысканные сережки. Она была высокой, стройной, одевалась в тяжелое золотое платье, обнажавшее безупречные плечи. Она не шла, а плыла по полу, демонстрируя лицо как ценный подарок, который согласилась представить миру.

– Присядь со мной, Зое, – сказала она, показывая на софу.

– Да, госпожа. – Ангелица послушно отошла от стола, подождала, пока София займет свое место, и скромно присела на край дивана.