Сейчас и на земле. Преступление. Побег

— Пэт, — проговорил Док мучительным шепотом. — Пэт Ганглони. — Он невольно отшатнулся от призрака; а потом, собравшись с духом, заставил себя шагнуть вперед и заключил Ганглони в объятия. — Все в порядке, Пэт. Не бери в голову, мальчик. Теперь у тебя все будет нормально. — Он похлопал скелет по плечам, и Ганглони тихо заплакал.

Карабинер наблюдал за ними с непривычным для него сочувствием во взгляде.

— Прискорбный случай, — пробормотал он. — Да, уж очень прискорбный. Он не в состоянии уйти сам. Он пробыл здесь уже гораздо дольше, чем многие.

— Это к делу не относится! — Док зло повернулся к нему. — Вы можете раздобыть мне машину — такси? Что-нибудь, на чем можно увезти его отсюда?

— Ну-у да. На это уйдет немного времени, но я могу это сделать.

— Ну так сделайте это! Давайте!

— Прошу прощения, сеньор! — Карабинер не двинулся с места. — Вы сказали, что хотели бы увезти его отсюда. Отсюда — куда?

— Куда? Да к себе домой, естественно! Куда-нибудь, где я смогу о нем позаботиться. Снова поставить его на ноги.

— А потом, сеньор?

— Потом?

— Вы и дальше будете его содержать?

— Ну, гм... — Док немного помедлил. — Ну да, конечно. Наверное, так. Я хочу сказать... гм...

— От вас этого потребуют, сеньор. До тех пор, пока вы будете в состоянии обеспечивать себя самого. В противном случае это было бы лишено смысла. Настолько жестоко, бесчеловечно, как вы только что сказали.

Ганглони стала бить неудержимая дрожь. Он не мог говорить, но он все слышал; подобно человеку, находящемуся во власти кошмара, он знал, что происходит. Док сделал слабую попытку высвободиться, и руки скелета обхватили его крепче.

— Он — хороший друг, да? Вы многим ему обязаны? — Карабинер был само сочувствие. — Я могу это понять. В этом человеке, я бы сказал, есть внутреннее изящество. Он — человек убеждений, принципов, возможно искаженных и перевернутых, но...

Док резко освободился из объятий Ганглони, попятился по булыжной мостовой, морщась и виновато бормоча:

— Я... я вернусь позже. Я... вы понимаете? Кое-что улажу вначале. П-поговорю со своей женой. Уверен, что она не станет возражать, н-но... но вы знаете. Я имею в виду — знаете, что это за народ — женщины. Я — я... Пэт! Не смотри на меня так! Не... — Он повернулся и пустился бежать.

А голос карабинера преследовал его, доносимый внезапно похолодевшим бризом:

— Хаста ла виста, сеньор. До встречи.

* * *

Вы говорите себе, что это скверный сон. Вы говорите себе, что вы умерли — вы, а не другие — и проснулись в аду. Но вы все прекрасно понимаете. Вы все прекрасно понимаете. У снов, бывает конец, а этот не заканчивается. К тому же, когда люди умирают, они мертвые — кому, как не вам, об этом знать?

Эль Рей делает лишь то, что должен. Его заповедник для преступников значительно усовершенствован по сравнению с многими другими. Он не убивает вас за вашу добычу. Он дает вам за ваши деньги нечто равноценное. Он держит первоклассное заведение, и он был бы не в состоянии этого делать, если бы вам позволили скаредничать. Он также не может позволить вам засиживаться, когда ваши деньги закончились. Если он позволит, то не останется места для вновь прибывающих; и, когда вам позволят скапливаться, вы и вам подобные вскоре захватите бразды правления в свои руки. Вы окажетесь на его месте, а он — на вашем, на мощенной булыжником улице с сияющими выбеленными зданиями. И он это знает. Он и его подданные из коренных жителей знают это. Этим объясняется их склонность к иронии, символизму; к тому, чтобы постоянно держать перед вами зеркало, так чтобы вы видели себя таким, какой вы есть и каким они вас видят.

Нет, это невозможно — обмануть самого себя. Королевство — там, невзирая на карты и бюрократизм. Оно там, называйте его как хотите. Если принять во внимание все это, вероятно, это лучшее место такого рода. А его худшие черты, такие, каковы они есть, берут начало не в Эль Рее, а в его гостях.

Он не обманет вас. Он не убьет вас. Он не может и не будет содержать вас, но он не положит конец вашей жизни, как бы долго вы ни прожили. А в этом странно целительном климате вы, кажется, проживете целую вечность.