Сейчас и навечно

– Ваша честь, – добавил Голлуэй. – Элис и Джеральд Эббот – любящие, преданные люди, потерявшие дочь из-за ужасной алкогольной зависимости. Они понятия не имели, что у них есть внучка, и, узнав об ее существовании, предприняли все возможные меры, чтобы увидеть ее и обеспечить ей ту жизнь, в которой она нуждается и которую заслуживает. В настоящее время они запрашивают право на посещение в выходные дни и проведение теста на отцовство для подтверждения или опровержения слов мистера Хааса о том, что он является отцом Оливии, прежде чем будут предприняты дальнейшие шаги о предоставлении постоянной опеки. Спасибо.

Я не мог пошевелиться. Не мог дышать. Даже биение сердца сошло на нет.

Судья кивнул.

– Настоящим предоставляю право на посещение по выходным под наблюдением. Тест на отцовство назначен на следующий понедельник и будет проведен в Департаменте здравоохранения.

Джексон снова был на ногах.

– Ваша честь, мой клиент только что закончил юридическую школу Калифорнийского университета в Гастингсе и собирается сдавать адвокатский экзамен в Сакраменто на следующей неделе. Мы просим отложить все разбирательства до завершения экзамена, чтобы дать ему время сосредоточиться и подготовиться без нависшей угрозы возмутительной и бессердечной попытки разлучить любящего отца с дочерью.

Эбботы заметно вздрогнули от этих слов. Судья Чен окинул меня внимательным взглядом. Вероятно, я не был похож на «любящего» отца в данный момент, но все равно я продолжал сохранять неподвижность, словно камень, боясь разбиться, если сдвинусь с места.

– Есть еще одно дополнение, которое, по нашему мнению, может заинтересовать суд, – сказал Голлуэй.

– Господи, что еще? – прошептал я Джексону, который лишь молча приказал мне замолчать.

– Мистер Смит говорил, что его клиент обеспечил Оливии безопасный и адекватный уход, однако элементарное расследование показало, что Елена Мелендез, ее няня, не имеет лицензии на ведение детского сада. Она просто соседка, которая присматривает за Оливией по восемь часов в день, одновременно заботясь о своих двух маленьких детях.

Джексон вскочил на ноги.

– Я считаю, что состояние здоровья и счастье Оливии говорят сами за себя. Это не имеет отношения к делу, Ваша честь, и честно говоря, оскорбительно по отношению к миссис Мелендез, которая честно исполняет свои обязанности, и которой мистер Хаас платит за прекрасную заботу.

– Я просто говорю об общей среде, в которой растет ребенок, – добавил Голлуэй. – Мистер Хаас полагается на нелицензированный уход за детьми от миссис Мелендез, а иногда от Дарлин Монтгомери, соседки сверху.

Джексон поднял руку.

– В чем целесообразность данного замечания?

– Это важно, – произнес мистер Голлуэй. – Поскольку мисс Монтгомери была заключена в тюрьму по обвинению за хранение наркотиков три года назад. Она провела три месяца в тюрьме округа Нью-Йорк.

Мне показалось, что воздух в зале заседания упал на двадцать градусов, и я весь похолодел.

– Что он только что сказал? – вырвалось у меня. Слова сами собой вылетели из моего рта. Должно быть, я ослышался…

– Это правда, мистер Хаас? – спросил судья.

Джексон посмотрел на меня вопросительным взглядом.

Я покачал головой.

– Я не… я никогда не…

«Дарлин. Тюрьма. Хранение наркотиков».

Слова разрозненно крутились в моей голове, но я никак не мог собрать мысли воедино.

– Это было три года назад, Ваша честь? – переспросил Джексон, не сводя с меня взгляда. В конце концов, он встал и повернулся к суду: – Разве мы наказываем людей всю оставшуюся жизнь за ошибки многолетней давности?

Мистер Голлуэй безмятежно улыбнулся.

– Мы хотели убедиться, что суд располагает всей информацией, прежде чем будет вынесено решение. В свете этих откровений мы считаем, что скорейшее решение этого вопроса в интересах ребенка.

Судья Чен, поджав губы, посмотрел на меня.

– Согласен. Слушание будет возобновлено в следующий четверг, чтобы зачитать результаты ДНК-теста и определить дальнейшую опеку над Оливией Эббот. Слушание откладывается.

Элис и Джеральд победили, но они оба выглядели озабоченными, когда смотрели в мою сторону. Я в оцепенении уставился на них в ответ. Когда судья вышел из комнаты, Джексону пришлось поднимать меня на ноги.

Я ослабил галстук, но чувство удушения не прошло.

– Ты не знал о Дарлин? – поинтересовался Джексон.

– Понятия не имел, – ответил я. – Она говорила, что хочет мне что-то рассказать.

Я схватился за руку своего друга, когда понимание происходящего ударило меня в грудь, чуть не свалив с ног.

– Господи, Джекс. Что теперь делать? Это конец, не так ли?

– Не думай так, – попросил он, хотя его оптимистический настрой практически исчез. – Эбботы подготовились, я сам позволил им это, но все, что касается Елены и Дарлин – полная чушь. Они бросаются любыми фактами, авось что-то да подойдет.

– Это не кажется чушью, – проговорил я.

Честно говоря, я вообще ничего не чувствовал. Оцепенение. Как и в тот день, когда копы сообщили, что моя мама погибла. Я радовался, что ничего не чувствовал в данный момент, иначе эмоции раздавили бы меня.