Джим облегченно вздохнул — фу, кажется, объяснил. Хотя, сказать по правде, тут надо было вести речь не о дружбе. Он хотел Сэйдж Ларкин, желал ее так сильно, что в последнее время частенько не мог уснуть от желания. И единственным решением этой проблемы было, насколько он понимал, держаться от прекрасной вдовы подальше.
— Прости, пожалуйста, Джим, я тебя не правильно поняла! — Сэйдж была готова умереть от стыда и разочарования. Ну, конечно, красавец Джим Латур и не собирался за ней ухаживать. Что заставило ее думать обратное? И прежде чем он успел ей хоть что-нибудь ответить, она повернулась и поспешно бросилась в дом, все также старательно обходя грязные лужи, оставшиеся после ливня.
Джим смотрел ей вслед до тех пор, пока Сэйдж не скрылась за углом здания. Всем своим существом он желал бы окликнуть ее, вернуть назад. Но для чего? Что он может ей предложить? «И вообще, — подумал Джим, вновь залезая в свою коляску, — если есть на свете женщина, от которой мужику нужно держаться подальше, так это — Сэйдж Ларкин. Она, находясь рядом, совершенно подчиняет любого мужчину своему обаянию. По соседству с ней любого просто наизнанку вывернет от желания обладать ею. И прежде чем бедняга сообразит, что к чему, он уже будет стоять вместе с ней перед алтарем».
Тилли с увлечением размешивала шумовкой соус в большой кастрюле, но, когда хлопнула входная дверь, оторвалась от своего занятия и нахмурилась:
— О Боже, Сэйдж! — воскликнула она. — Ты же совсем как утопленница. Сию же минуту иди, обсушись и приходи сюда. Тебе просто необходимо выпить чашку горячего бульона перед выступлением.
Сэйдж вбежала в свою комнату, с наслаждением стянула с себя мокрую одежду и насухо растерлась мягким большим полотенцем, одним из многих, лежавших в высоком комоде напротив платяного шкафа. Она обнаружила за время своей жизни в комнате Джонти, что Джим ничего не жалел для своей дочери. Там было практически все, что необходимо для молодой девушки, и почти все, что только можно было себе представить: ароматизированное мыло, маленькая ванная, в которой можно было мыться, усевшись в нее, шелковое кружевное белье, которое сейчас носила Сэйдж.
«Интересно, почему Джонти все это оставила? — подумала молодая женщина, вновь яростно растирая волосы уже другим мохнатым полотенцем. — Неужели дочери Латура не нравятся все эти женские безделушки?»
Сэйдж улыбнулась своему отражению в зеркале. А вот ей все это очень нравится. Все все: и прикосновение шелка к ее телу, и мягкие ночные сорочки, и прекрасные платья со всеми их кружевами и оборками.
Расчесывая большим гребнем волосы, она вспомнила, как часто ей хотелось иметь все это, когда она одевала свои домотканные платья и панталоны.
Часы в кухне отбили полчаса, и Сэйдж пробормотала: «О Господи!» Волосы у нее все еще мокрые, а за оставшиеся полчаса она должна успеть просушить их, одеться и выйти на сцену. Оставалась единственная надежда, что ей удастся выпить бульон, если она как следует поторопится. Спустя несколько секунд Сэйдж надела красивое черное платье из тафты, поправила на бедрах юбку. Расправляя кружевные манжеты, Сэйдж вспомнила, что у нее с утра вообще ни крошки не было во рту. До того, как они с Джоном пойдут в ресторан, должно пройти еще очень много времени.
Она уложила мокрые волосы в тугой узел на голове, пригладила брови и слегка пошлепала себя по щекам, чтобы придать лицу более естественный цвет. Сэйдж была еще очень бледна после своей болезни, но упорно отказывалась пользоваться косметикой.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Когда Сэйдж вышла на маленькую сцену и села на свой высокий стул, сразу раздались громкие приветственные крики.
Она подняла гитару, прислоненную к стулу и находившуюся здесь всегда, даже когда Сэйдж не выступала, и сразу же кто-то из посетителей выкрикнул свою просьбу:
— «Мой старый дом в Кентукки», Сэйдж!
Женщина окинула взглядом прокуренную, всю в клубах сигаретного дыма комнату, улыбнулась и кивнула некоторым из тех, кого узнала. Потом ее глаза скользнули к тому столику, за которым обычно сидел Джим. Его там не было! Инстинктивно она поискала Реби.
Реби не было в салуне тоже. Ее медиатор тронул не ту струну, извлекая фальшивую ноту… Они где-то вместе!.. Наверху, в спальне Джима.
Сэйдж казалось, что никогда в ее жизни два часа не тянулись так долго. Ее губы мучительно болели от того, что она постоянно заставляла себя улыбаться, как обычно. Горло перехватывало от боли, которая звучала в ее песнях. Ей совсем не помогало то, что она пыталась уверить себя, будто ей нет никакого дела до того, чем занимается Джим и с кем.
Наконец, она исполнила последнюю песню ночной программы, торопливо поблагодарила всех и заторопилась на кухню.
Доктор Стюарт уже сидел там, ожидая ее, и Сэйдж снова, в который раз за сегодняшний вечер, заставила себя улыбнуться. Она бы все отдала за то, чтобы не идти к людям, не говорить, не смеяться и не показывать, что отлично проводит время. Наоборот, ей страшно хотелось закрыться в своей комнате и ничего не видеть и не слышать.