Сейф за картиной Коровина

Настя-Здрастя стояла перед зеркалом и оглядывала себя. На ней сейчас был элегантный шерстяной костюм темно-розового цвета. Какими-то невероятными усилиями портных из Насти удалось сделать женщину, имевшую вкус.

Дайнека расслабилась. Кажется, все хорошо, остается только одобрительно высказаться.

– Надеждочка Алексеевна, а вот здесь что-то… Вам не кажется?

Раух взглянула на спину, куда указывала Настя, вывернувшись всем телом назад, и пояснила:

– Эти заломы возникли от того, что вы сейчас повернулись. Встаньте прямо, и ничего не будет.

– А-а-а… – Чувствовалось, что Настя хочет сказать что-то еще.

Надежда испытующе заглянула ей в глаза:

– Вам что-то не нравится? Говорите, мы все поправим, как вы хотите.

– Ну, я не зна-а-аю. Что-то не так. Знаете, чего-то не хвата-а-а-ет… Скучно как-то. Я в нем как старуха. И юбку короче нужно. Вот так.

Дайнека опустила глаза и, не сдержавшись, съязвила:

– До лобка?

Надежда вздрогнула и улыбнулась. Настя серьезно посмотрела на «падчерицу» и переспросила:

– Ты думаешь, коротковато? – Затем, оглядев себя в зеркале, сказала: – Тогда сделайте на два сантиметра длиннее.

На том и остановились.

Снимая с себя костюм, Настя-Здрастя спросила:

– Надеждочка Алексеевна, а кусочков не осталось? Знаете, вдруг порву или еще чего случится…

Удивленно вперившись взглядом в Настино лицо, Раух выдохнула:

– Я спрошу.

И, попрощавшись, вышла.

– Я-а-а спро-о-о-шу-у-у… – передразнила ее Настя. – Почти три метра материи, а она поищет… Хоть на жилетку да сперла. Мымра!

Дайнека выскочила из примерочной и, попрощавшись с Ираидой Самсоновной, рванула к выходу. Ей был нужен воздух.

Выйдя на крыльцо, остановилась:

– Что ты делаешь?!

Вилор стоял посреди безлюдного двора, запрокинув назад голову, закрыв глаза и раскинув руки.

– Медитирую.

– И давно это у тебя? – с легкой иронией спросила Дайнека.

– Сама попробуй. Понравится, – не открывая глаз, ответил Вилор.

Дайнека послушно встала рядом и, закрыв глаза, запрокинула голову.

– Успокойся и ни о чем не думай… Представь, что взлетаешь вверх… и паришь…

Успокоиться – именно то, что ей сейчас нужно. Прохладный ветерок подхватил ее… И она ощутила блаженство – она летела.

– Полетели…

– Куда? – раздался с земли голос Насти-Здрасти.

– Домой, – с сожалением проговорила Дайнека, открывая глаза.

Встретилась взглядом с Вилором и вдруг подумала: «А может быть, он действительно только друг?»

Глава 13 На нервной почве

Взглянув на часы, Ольга перевернулась на другой бок и разрешила себе поспать еще полтора часа.

Как всегда, в половине шестого утра в коридоре зашаркали шлепанцы Ядвиги Калистратовны.

– Марсик… Марсик… Где ты, мой сладенький? А, вот ты где, баловник. Пойдем писать, несносный мальчишка.

Звякнула цепочка доисторического унитаза и долго еще дребезжала, качаясь и постукивая по стенке.

Ольга села в кровати.

– Хорошо, – сказала она себе, – раз уж проснулась, буду собираться. Как раз хватит времени, чтобы помыть голову.

По коридору навстречу ей шла Ядвига Калистратовна, похожая на лохматую девчонку, растрепавшуюся во сне. В одной руке она держала кота. Переваливаясь с боку на бок, размахивала им при ходьбе, как игрушкой. Кот, привыкший ко всему и давно смирившийся со своим зависимым положением, безвольно обвис, его лапы послушно взлетали и падали в согласии с каждым взмахом хозяйской руки.

Ядвига Калистратовна остановилась напротив Ольги и приняла боксерскую стойку:

– Оля, вы опять ночью были в уборной.

– Да.

– И опять не выключили свет. Я уже говорила вам, что моей пенсии не хватит…

Дальше Ольга не слушала, а думала о своем, о девичьем. Это был отработанный прием защиты, и она умело им пользовалась.

– Вы поняли меня, Оля?

– Да, – ответила та. – Скажите, сколько надо, я заплачу.

– Вы не слушали меня, Ольга! – Ядвига Калистратовна закатила глаза. – Я говорила о том, что вы опять сдвинули в уборной поддон, куда писает Марсик. Вы же знаете, что если поддон не на месте…

В мыслях Ольга была на кухне, раздумывая, что приготовить на завтрак. Она знала, что, даже если поддон оставался на месте, в коридоре в любой момент могла появиться лужа. Кот Марсик был виртуозом. Для него не существовало никаких преград в достижении намеченных целей. А цели он помечал часто. Попасть струей в цветочный горшок было делом чести. Но вершиной его цинизма и высшим проявлением мастерства являлась непременная вонючая лужица посреди парадного старухиного стола.

Любимым Ольгиным афоризмом была фраза из отечественного фильма «Окно в Париж»: «Ну, что, бабка, сейчас твоему коту яйца резать будем». Она ее успокаивала и мирила со зловонным мирком квартиры, пропитанной кошачьей мочой.