— Отставить тревогу, — снизошла та до объяснений. — Если ни мы, ни диспетчерская его не засекли, это или бес, или призрак, или домовой. Догадываюсь, — добавила она довольно сухо, — что на военных судах вы ни с чем подобным не сталкивались, штурман, но торговцев эти паразиты не боятся. Надеюсь, вы в состоянии справиться с мелкой нечистью?
Тут до Сашки с опозданием дошло, почему Санька осталась так неподобающе беззаботна. Он попробовал дотянуться до нее — скорости ради, по их личному телепатическому каналу, а не по общей связи — однако было поздно: корабль, от киля до верхней палубы, продрал до досок обшивки низкий, встревоженный звон большого колокола.
«Ну вот», — тоскливо подумал Сашка, представив себе выражение лица Берг и мрачную угрюмость пилота, по пустяковой причине выдернутых из заслуженного сна.
Все, однако, оказалось не так страшно: Белка, вскочившая на мостик меньше чем через минуту после объявления тревоги, просто хмуро посмотрела на Сашку, неожиданно широко зевнула, прикрыв рот рукой, и едко спросила, может ли она, раз ничего сверхъестественного не случилось, пойти доспать положенное ей время.
— Нет, — ответил Сашка извиняющимся тоном, — примите мостик, пилот; а я схожу, посмотрю, что там можно сделать.
Без особой радости Бэла плюхнулась в пилотское кресло.
— В чем дело, штурман? — спросил мрачный голос Берг из медного раструба.
— Ничего особенного, — сказал Сашка. — Посторонний в отсеке кристаллов. Капитан считает, что это домовой или призрак.
— А! — хмыкнула труба. — Glasklar[11]. Also[12], предлагаю заскочить ко мне и взять бесогонного средства, сбор № 14. Кто у вас будет заниматься изгнанием?
— Я, — сказал Сашка, сообразив, что его приказ Белке оставаться на палубе был вполне оправданным: как оборотень, она магическими силами владела в малой степени, а сваливать изгнание беса на одну Саньку было бы и нечестно, и неэффективно.
— Значит, вы и зайдите. Тревога отменяется, вахтенный?
— Отменяется, — согласился Сашка.
Еще через несколько минут они с Санькой, походной жаровней и маленьким пузатым мешочком бесогонного сбора стояли возле обитой заклепками двери в двигательный отсек. Каюта казначея располагалась отсюда неподалеку, в трюме, и Людоедка очень просила «воспевать не слишком громко, а то у меня до сих пор от заговоров таможни башка zerspaltet sich[13]».
Как быстро оказалось, Людоедка не знала, о чем говорила.
Едва Сашка и Санька разожгли под жаровней небольшой магический огонек и бросили в пламя первую же щепотку сбора, дым пошел такой, что стало не до гимнов — прочихаться бы! Сашке даже показалось, что они с подругой сейчас изгонятся не хуже предполагаемого призрака.
Наконец дым мало-помалу втянулся в узкую щель под дверью, и оттуда послышался неправдоподобный вой:
— Ой, матушки-батюшки! Что ж я бедный-несчастный вам такого сделал, за что живота лишаете!
Голос был противный, театрально плаксивый — какой-нибудь Петрушка из кукольной пьесы для детей, — но ни капли не призрачный. Значит, либо мелкий бес, либо бездомный домовой, который не побрезговал забраться на борт без приглашения.
— Отодвигай бочку от двери и выходи подобру-поздорову, — пригрозила Сандра зловещим голосом.
— Будь поласковее, девица-красавица! Как же баньку натопить и спать уложить, да? А потом уже расспрашивать!
— Сейчас я тебе покажу «поласковее», — пообещал Сашка самым тяжелым тоном, на который был способен, и на пробу врезал по двери кулаком. — Д-добрый молодец, you rotten horsecunt[14]!
Кулаки у штурмана были тяжелые, — недостаточно, чтобы чувствительно сотрясти обитую железом дверь, однако звук получился громкий. Демонстрация силы в сочетании со злобной руганью оказалась действеннее окуривание: их собеседник сдался.
— Все-все! — крикнул голос, на сей звучащий уже нормально, без кукольного издевательства. — Понял, начальник! Выхожу.
Из-за двери послышались сдавленные ругательства (исключительно на архаичном русском), потом — скрежет тяжелой бочки по полу.
— Только дверь не открывай! — крикнула вдруг Санька, побледнев. — Экипаж облучишь!
— Не первый раз замужем! — ответили из-за двери.
Тут же незваный гость просочился прямо сквозь заговоренные створки.
«Заяц» оказался моложе Сашки и Саньки лет на пять — или так выглядел. Совсем еще мальчишка, короче говоря. Одет он был в клетчатую рубашку, мешковатые штаны с большим количеством карманов и парусиновую куртку, которая, казалось, могла бы заменить ему парус, если бы он расставил руки. Босиком, но в грязно-серой шапочке, из-под которой ниже колен свисали длинные черные волосы. В руках парень виновато вертел белый истерзанный ботинок со шнуровкой.
— Ну, утро доброе, начальники, — сказал он, подняв на Сашку и Саньку невинные зеленые глаза, очень большие и яркие на бледном, скуластом лице. — А я чего поделаю, если они… и так, и эдак… и в башмак запихали… и не спросили!
— Кто в башмак? — спросила Сандра, а Сашка эхом повторил:
— Кого не спросили?..
Парень потупился.