— Да, это очень мне нужно. Ведь я совершил много зла. Хотя, быть может, не по своей воле…
— Все в воле Божьей, — сказал Лука. — Ты грешишь, если думаешь иначе. Совершение зла — разве не искушение, с которым ты не справился? И разве ты уже не наказан за это?..
Глеб пожал плечами и обратился к Марку:
— А ты ничего не скажешь мне?
— Аминь! — скромно сказал Марк. — Ты уже задумался, ты ищешь. Значит, обретешь. Только с пути не сходи. Я говорю не об этом пути, — он показал на дорогу, — а об этом, — и он дотронулся Глебу до лба.
Тут вышли из церкви Волк и Щелкун. С ними была Мария. Щеки ее блестели от слез.
Волк с любопытством поглядел на паломников — худых, сутулых, оборванных и босых людей со смиренными лицами, и сказал Глебу:
— Охота тебе водить хлеб-соль с такими оборванцами!
Паломники промолчали. Они привыкли сносить и не такие обиды.
А Глеб ответил:
— Мне доводилось встречать на дорогах многих богачей, но никто из них не сумел сказать ни слова, какое могло бы запасть мне в душу.
Паломникам пришелся по сердцу такой его ответ. И они опять звали Глеба присоединиться к ним. Говорили, чтобы он отдал своим друзьям меч и коня, чтобы променял на старую хламиду свою красивую одежду и пошел бы пешком, испрашивая подаяния, размышляя о месте своем под Богом, угнетая постами, лишениями, а то и веригами собственное грешное тело…
Однако не в силах был воин отказаться от меча, доспехов и коня, как молодость не в силах была отказаться от красивых одежд.
Поблагодарив паломников за наставления, Глеб сказал им на прощание:
— Пусть прорастают те семена, о которых вы говорили. Посмотрим, что из этого выйдет. Сегодня мы встретились случайно, — быть может, потому, что идем одной дорогой. И я не могу поручиться, что однажды сам не начну разыскивать вас.
На этом они и расстались. Глеб и побратимы сели в седла и пустили коней по дороге на юго-запад. А паломники смотрели им вслед.
Глеб сказал Волку:
— Напрасно ты обидел этих людей.
Волк огрызнулся:
— Не люблю смиренных. Не люблю тех, у кого голос тих.
— Наверное, потому что сам не такой, как они. Но ведь люди могут быть разные. Не следует ко всем относиться одинаково.
Волк сказал:
— Человек, как и волк, должен уметь постоять за себя…
— А ты всегда умеешь постоять за себя?
Волк кивнул:
— Был ли бы я в ладах со своим сердцем, если б однажды не стал волком?..
Удивительно, у этого человека были очень белые, большие и острые зубы. И глаза у него были поистине волчьи.
Глава 4
Глеб и побратимы забирали все к югу и к югу, оставляя волынские земли, в коих был мор, по правую руку, а престольный Киев-град, в коем черниговский князь мог их еще поймать, ибо имел там немало своих людей, — по левую.
Любопытно было побратимам видеть новые земли.
Волк говорил:
— Только дорога приносит покой моей душе.
Мария хорошо переносила дорогу. Она уже достаточно окрепла и не была столь худа, как в тот день, когда ее подобрали. И не была столь печальна. Это известная истина: дети скоро забывают печаль.
Мария, сидя на коне впереди Глеба, совсем освоилась со своим новым положением. Седло Глеба — теперь был ее дом. Мария без умолку, как птичка, щебетала. То она выспрашивала у Щелкуна про повадки зверей, то с Волком говорила о его далекой северной родине. Когда Глеб иной раз умерял ее любопытство, девочка недовольно фыркала, на некоторое время замолкала, потом не выдерживала и снова начинала щебетать. Кое-что рассказывала о себе.
Глеб как-то спросил ее:
— Часто ли видятся тебе сны, какие можно было бы назвать вещими?
Мария без раздумий ответила:
— Это вовсе не сны. Я просто вижу, что есть.
— А как видишь? — спросил Щелкун. — Глазами?
Девочка пожала плечами:
— Вижу и все!.. Где-то внутри…
— Не понимаю, — говорил Волк.
Чего они хотели добиться от ребенка?
Мария рассказала им, как впервые ощутила, что она не такая, как все, и познала свое «внутреннее око»… В их деревне пропал ребенок. И его искали дней семь. Но не нашли. Кто-то из людей при Марии горько посетовал: «Не найти нам нашего малыша. Нет его в живых — это ясно!». Тут Мария как бы увидела этого ребенка: он, неподвижный, смотрел вверх и будто тянул вверх руки, а вокруг него плавал большой сом. И Мария сказала: «Поищите в пруду». Люду пошли к пруду, ощупали шестами дно и вытащили утонувшего ребенка… С тех пор Марию расспрашивали о многом. Но она не всегда могла ответить, ибо «внутреннее око» ее порой бывало закрыто.
Выслушав этот рассказ, Глеб заглянул в глаза Марии, словно эти глаза и были тем ее «оком». Глеб увидел большие, синие, немного тревожные — совсем не детские — глаза. Настолько не детские, что Глебу даже стало не по себе. Из девочки-нескладухи на него смотрела умудренная жизнью прекрасная женщина…
Однажды путники заметили, что леса вокруг них поредели. И не было видно холмов. Земля стала ровная, как стол. Через день-другой и редколесье осталось позади. Взорам открылась бескрайняя степь.
День был жаркий. Воздух над землей дрожал. Высоко в небе заливался трелью жаворонок.