Секира и меч

– Да. Что-то рожа его мне знакома… Волк и Щелкун насторожились, встали. Глеб спокойно шел к воротам.

Тит уперся рукой ему в грудь:

– Стой, молодец. Что несешь? – и стражник кивнул на суму.

Глеб улыбнулся: – Я?

А улыбнулся Глеб так открыто и светло, так дружески, что стражник не мог не улыбнуться в ответ.

– Ты, ты, родной!… Глеб протянул ему суму:

– Здесь голова…

– Что еще за голова? – усмехнулся Тит. Глеб все еще протягивал суму:

– Голова. Усекновенная…

– Крестителя Иоанна? – пошутил Тит. Глеб кивнул:

– Для царя Ирода!…

Тит хлопнул Глеба по плечу и засмеялся:

– Веселый ты человек! Выдумчивый. Люблю таких, – и стражник указал на суму. – Масло, должно быть, несешь?..

– Масло несу, – пожал плечами Глеб.

– Проходи, родной! Не задерживай, – Тит подтолкнул Глеба к воротам, а коня его хлопнул рукой по крупу; потом повернулся к башне и крикнул: – Это хороший человек, веселый – мутить любит. С башни не ответили.

Войдя в город, Глеб опять взобрался на коня, медленно поехал по улицам. Глеб направлялся ко двору старого князя Владимира.

Копыта коня мерно постукивали о деревянную мостовую. Главная улица поднималась вверх. Там, на горе, стояли и хоромы княжеские, и красовался над Десною большой Спасский собор.

Проезжая мимо собора, Глеб придержал коня и перекрестился. До этих пор он всего-то крестился раза два или три, ибо чувствовал себя больше язычником, чем христианином. А теперь в душе, в сердце Глеба что-то переменилось. Быть может, перемены начались в тот день, когда Глеб заговорил с паломниками, или когда он увидел, как крестится Анна, или когда он воздвиг простенький крест на ее могиле, а может, после вчерашнего дня, после того кровопролития, что Глеб учинил в каменном доме князя Мстислава…

Проехав еще немного, Глеб стукнул кулаком в ворота, за которыми простирался широкий Владимиров двор. И ожидал Глеб, не сходя с коня.

Ворота скоро приоткрылись, выглянул страж – был он при шлеме и при дорогой кольчуге. Ощупал Глеба неприязненным колючим взглядом:

– Что тебе, молодец? Глеб протянул ему суму:

– Передай старому Владимиру.

Стражник принял суму, взвесил ее в руке, спросил:

– Что тут?

– Князь знает. Скажи: из Гривны…

– Из Гривны? – страж сделал радостное лицо. – Значит, от Мстислава.

– От него, – усмехнулся Глеб.

Но страж не заметил этой едкой усмешки, открыл ворота пошире, пригласил:

– Зайдешь на кухню, мил человек? Покормим… Глеб покачал головой:

– Нет, тороплюсь.

И, развернув коня, направил его под гору.

Старый Владимир принимал у себя гостя – богатого купца-латинянина. После обильной трапезы они, уединившись в любимом покое князя, заваленном книгами и свитками, беседовали о том о сем. В толмаче не нуждались, ибо Владимир, будучи искусным опытным воином, был еще и весьма премудр – искушен во многих науках и языках. И язык этого латинянина, как и шесть или семь иных языков, знал в достаточной мере, чтоб легко изъясняться на нем, – чем немало удивлял самого латинянина.

Князь расспрашивал гостя о его делах. А тот – тоже человек немолодой, опытный – о своих делах умалчивал, он все больше рассказывал о далеких западных странах.

– Неспокойные настали времена, – говорил латинянин. – А в неспокойные времена – как в мутной воде. Хищной рыбе – легкая добыча. А всякой мелочи отовсюду можно ждать смерть…

– Да, да, – соглашался Владимир. – Это верные слова! У нас в княжествах тоже полно смутьянов, ищущих легкой добычи. Многие видят цель жизни в престоле, а не в пути к нему. Я думаю, они ошибаются, ибо за целью не видят самой жизни…

– Поистине мудрые слова, – соглашался латинянин. – Я рад, что имею такого друга, из которого можно черпнуть мудрости. Мудрость из книг хороша, но она суха и как бы безвкусна. Совсем другое дело слышать мудрость из живых уст…

Князь со скромностью выслушал эти приятные слова. Потом напомнил:

– Но мы говорили о Папе Урбане…

– Да, государь!… В Клермоне на церковном соборе Папа призвал всех благочестивых христиан – от королей до простолюдинов – отправиться в Святую землю. Призвал силой оружия спасать от неверных Гроб Господень. И обещал всем, кто отправится в поход, отпущение грехов и мирские блага, обещал простить им все долги…

Князь кивнул:

– И клич его услышали.

– О да! Говорят, желающих отправиться в поход было тысячи и тысячи. Они тут же в Клермоне дали обет… Какому-то счастливцу Папа сам нашил на одежду шелковый крест. И по этому примеру все стали нашивать на себя кресты: и благородные люди, и голытьба. Они шумели и праздновали несколько дней. Они стали называть себя крестоносцами…

– Крестоносцы… – задумчиво произнес князь, будто пробуя это слово на вкус. – Не очень подходящее название для такого грозного явления. Ведь это Христос нес крест на Голгофу. Христос страдал…

– Да, государь!… Но молва есть молва. Ее не перешибешь. И не всегда можно объяснить простолюдину…

Здесь послышался стук в дверь, и латинянин замолчал.

В покой заглянул слуга:

– Господин, к вам гонец…

– Пусть подождет, – велел Владимир.

– Но он уехал уже. Оставил суму…

– Что за сума? – Владимир досадовал, что мешают такому интересному разговору.