Секира света

— Бэлит! Бэлит! — кричал Конан. Это был его боевой клич. На этот раз секира выбила у противника короткий меч из руки. Уголком глаза Конан видел, как Дарис вонзает свой кинжал кому-то в руку, как Фалко отрубил чью-то ногу. И непроизвольно испустил Конан боевой клич, который слышал на пиратской галере:

— Ваконга мутузи! Бэлит! Бэлит!

Предводитель отскочил назад на несколько шагов, и воздух, казалось, содрогнулся от дикого воя. В тот же миг его люди тоже отступили. Стоя неподвижно над обезглавленным телом и держа в руке секиру, с которой капала кровь, Конан мрачно подумал, что его слабые надежды, похоже, оправдываются. Хотя его маленький отряд был все еще окружен, но враги отступили на добрые восемь футов, и хотя негры сверкали глазами весьма недружелюбно, они не решались подходить ближе. Возможно, их предводитель усмотрел, что трое невольников не стоят таких больших потерь, какие их, как он теперь понял, ожидают, и лучше будет дать противнику уйти.

Дородный чернокожий предводитель подбежал ближе и остановился прямо перед киммерийцем. Он что-то произнес.

— Я не понимаю твоего языка, — объявил Конан на стигийском, хотя и этот язык был ему едва знаком.

— Этот знаешь? — спросил его чужак на хайборийском жаргоне моряков.

Сердце Конана забилось быстрее.

— Да, — ответил он на том же языке. — Послушай, мы готовы забыть, что вы на нас напали, и идти дальше своей дорогой в мире и покое.

— Ты выкрикнул одно имя, — задумчиво проговорил чернокожий и произнес слова племени суда. — Ты знаешь, что они означают?

— Не вполне.

Тот усмехнулся, и его двойной подбородок затрясся.

— Я бы перевел их примерно так: «Будь проклята смерть! На битву!» — Он снова стал серьезным. — Но меня интересует имя, которое ты кричал. Произнеси его еще раз и скажи мне, кто его носит.

Одно мгновение Конан злился на этот приказной тон, но, возможно, будет полезнее подчиниться.

В его ответе прозвучала гордость:

— Я назвал имя Бэлит, потому что я ее муж. Она дочь Хоакима из Шема, которого субанцы называли Бангулу.

Радость и почтительность сделали жирное лицо чернокожего почти привлекательным.

— А я Сакумба, который хорошо знал Бангулу и качал на коленях маленькую Бэлит, — сказал чернокожий. — Добро пожаловать!

Он выронил свое копье, шагнул вперед и радостно заключил Конана в свои объятия.

Бесчисленные звезды величаво сверкали над уединенной Тайей. Треск костра заглушал журчание текущего неподалеку ручейка. Едкий дым поднимался кверху, желто-красные отблески мелькали на скрещенных ногах людей, сидящих вокруг костра.

Как и на корабле, субанцы показали себя людьми незлопамятными и не пытались мстить за своих погибших и раненых — последние, по счастью, не получили слишком серьезных повреждений. Шумно и сердечно предлагали они своим новым друзьям кров, еду и остатки кислого вина. Они теснились вокруг путешественников, чтобы не упустить ни одного сказанного ими слова, хотя никто, кроме их предводителя, не понимал толком хайборийский жаргон. Поэтому предводитель время от времени переводил слушателям очередную порцию услышанного, причем явно более живописно, чем те ему рассказывали.

— Да, — начал свой рассказ Сакумба, — плохие настали годы для нас, когда стигийцы нас выследили. Мы были ослаблены постоянными нападениями соседних племен. Бэлит и ее морские бродяги облегчали нам жизнь, ибо из той добычи, что они приносили домой, мы могли нанимать воинов с юга, чтобы они защищали нас. И все равно мы были уже далеко не те, как во времена Бангулу. Я, имевший много коров, и посевов, и жен, превратился в бедного бродягу, который вечно ищет средств к жизни. Я, конечно, подумывал примкнуть к Бэлит, но мне постоянно приходит на ум воспоминание о том, как легко я могу начать страдать от морской болезни. Поэтому я собрал вокруг себя этих парней, и мы пустились в дорогу — торговать. С нашего побережья мы везли с собой преимущественно соль, потому что ничего другого нам больше не оставалось. Мы меняли ее на слоновую кость, перья, редкие сорта древесины и тому подобное. В Кешане мы выторговали железные вещи, украшения, мази и коренья — да и вьючных животных не позабыли. — Он поднял бурдюк с вином, наполнил рот, рыгнул и передал бурдюк дальше по кругу. — Вместо того чтобы вернуться назад той же дорогой, я решил пройти горами, потому что мы узнали, что в юго-восточной Стигии начались всякие затруднения. Я счел возможным извлечь немножко выгоды из бедного честного люда, обитающего здесь.

— То есть продать их в рабство, — бросил Конан.