Секрет

СЕКРЕТ

Отчего это другие цветут, а мне никак не расцвести? — огорчался Луговой Василёк.

Он видел, что под деревьями уже белеют нежные цветы ветреницы, а поближе к лугу теснятся на низких стебельках хвостатые цветы хохлатки. Из-под куста выглядывают жёлтые цветочки гусиного лука. По берегам ручья так и сияют ярко-жёлтые лакированные цветки чистяка, а прямо из воды поднимаются букеты золотых цветков калужницы.

А сам Луговой Василёк едва набрался сил, чтобы развернуть первые листья. Как обидно! И он решил разузнать, что помогло весенним цветам расцвести так рано, и попросил знакомую Муху выведать у цветов их секрет.

Муха согласилась, но прилетела ни с чем.

— Цветы говорят, — секрет и есть секрет. Он зарыт в земле.

— В земле? — удивился Луговой Василёк. — Ну, тогда я знаю, кого попросить: Крота. Он в земле хозяин, — что ему стоит разузнать?

Крот выслушал Василька и полез под землю. А на другой день вылез из норы такой важный, такой торжественный, что сразу стало ясно: он всё разузнал.

— Ну? — спросил Луговой Василёк.

— Погоди, дай отдышаться, — сказал Крот, растянулся на холмике вырытой земли и больше не проронил ни слова.

Но цветы тоже умеют молчать, да еще как умеют! И Василёк не торопил Крота.

— Узнал,- сказал, наконец, Крот. — Все эти весенние цветы запасают себе пищу еще летом и осенью и держат свои запасы в подземных кладовых. У каждого из них кладовая на свой лад: у кого — клубень, у кого — луковица, у кого — толстое корневище. Оттуда они и берут пищу сейчас, весною. Вот оттого-то у них и так много сил, оттого-то они и могут цвести так рано.

— Какие хитрецы! — сказал Луговой Василёк. — А я вот таких запасов делать не умею. Ну, что же, расцвету, когда расцветётся.

И он расцвёл в середине лета. Но тогда на лугах не было ничего прекраснее его ярких пурпуровых цветков. И все ими любовались.

БЕЛАЯ ДРЁМА 1

Это Бабочка-Голубянка первая заметила печальный некрасивый цветок — Белую Дрёму. Бабочка только что вытащила хоботок из шпорца синей фиалки и вспорхнула вверх Пролетела над головками красной кашки и воздушными шарами одуванчиков, потом поднялась ещё выше, пролетела нал верхним этажом кружевных цветов купыря и, наконец, села на жёлтые цветки высокого кустика свербиги.

Оттуда-то, с высоты, Бабочка-Голубянка и увидела Белую Дрёму.

Дрёма стояла опустив голову. Лепестки её поникших цветков будто завяли. Листья и стебель Белой Дрёмы были покрыты пушком, и оттого, что цветок был таким грустным, казалось, ему нездоровится и он кутается в пуховый платок.

— Бедняжка, — сказала Бабочка-Голубянка, — к тебе не прилетит в гости ни одна бабочка. Ведь кругом столько чудных цветов в таких нарядных одеждах!

Белая Дрёма слышала эти слова сквозь дрёму и даже не поняла, что это говорят про неё.

Но Бабочку-Голубянку услышала Зелёная Муха. Она ела пыльцу на цветках купыря и бегала по ним, как по круглому столику-невидимке, покрытому кружевной скатертью. Взглянув на Белую Дрёму, Муха сказала:

— Да, Бабочка права! И не только Бабочка, а и Муха на такой скучный цветок ни одной парой ног не ступит!

Белая Дрёма опять еле расслышала эти жестокие слова и ничего не ответила.

Но Муху услышала Пчела. Она только что вылезла из пасти фиолетового мышиного горошка, взглянула на Белую Дрёму и сказала:

— Несчастный цветок! Ручаюсь, что ни одна пчела не прилетит к нему в гости. Уж некрасив, так хоть был бы душистым, а то ведь и не пахнет.

Тут Белая Дрёма вдруг очнулась и сказала:

— Несчастный цветок? Да разве может быть какой-нибудь цветок несчастен в такую жаркую сухую ночь!

— «Ночь»! — воскликнула Бабочка-Голубянка. — Какая же это ночь, когда я, дневная бабочка, еще летаю?

— И когда я еще бегаю по цветкам, — сказала Муха.

— И когда я еще работаю, — сказала Пчела.

Цветы тоже очень возмутились, услышав странные слова Белой Дрёмы.

— «Ночь», — сказал Одуванчик. Какая же это ночь, когда мои пушистые шары еще не закрыты!

— И когда дольки моих листьев еще не захлопнулись, — сказала Красная Кашка.

— Всё равно ночь, — упрямо пробормотала Белая Дрёма. — Ведь я же всё время дремлю, — значит, ночь.

Тут все насекомые и цветы так на неё напустились, что их услышало само Солнце. Оно улыбнулось и сказало:

— Ночь? Да разве может прийти ночь, когда я еще на небе?

2

Солнце, конечно, оказалось совершенно правым: ночь наступила только тогда, когда Солнце уже закатилось. Насекомые её уже не увидели: Пчела спокойно заснула в своём улье. Бабочка-Голубянка — под листом лопуха, а Муха — на пеньке, под отставшей корой.

А какая дивная была ночь: тихая, тёплая, ясная! В небе мерцали звёзды. Но месяц поднялся на небе задумчивым и светил только краешком правой щеки, — видно, закрыл своё светлое лицо рукою. И потому было темно.

Из дупла старой ветлы вылетела серая лохматая Бабочка-Ночница и полетела над заснувшим лугом. Яркие цветы, которые украшали его днём, потонули в темноте.

Зато вдруг вынырнул из мглы красивый кустик с белоснежными благоухающими цветками. Бабочка-Ночница подлетела к нему и сказала:

— Здравствуй, Белая Дрёма!