И если «папика» я еще готов ему простить, то второе он сказал очень зря.
Зато теперь вся картина как на ладони: ясно, что пацан давно и безответно влюблен, потому что ведет себя как цыпленок, пытающийся клюнуть кота. Я бы просто врезал ему. Один раз. Чтобы отбить охоту нести всякую чушь, и даже сжимаю и разжимаю пальцы, прикидывая, сломать мелкому нос или челюсть, но Таня вырывается из его хватки и, прихрамывая, отходит в сторону, и на мой вопрос с улыбкой Храброго портняжки говорит, что просто упала.
Я видел, блядь, как она «просто падает». Мне ее «просто упала» в страшных снах будет сниться до конца жизни.
Хорошо, что она молча садится в салон и не пытается нести всякую ерунду в свое оправдание. Значит, оправдываться не за что. Но разговор у нас будет очень серьезный, вот только пацану скажу пару ласковых.
В свете фонаря над крыльцом легко рассмотреть, что он реально еще совсем желторотик, и я уговариваю себя сделать скидку на возраст, спермотоксикоз и позерство. Хотел покрасоваться перед девочкой «молодостью». Я бы тоже мог назвать его малолеткой, который в состоянии «удивить» свою девочку только походом в «МакДональдс». Пацаны в его возрасте думают, что они будут вечно молодыми, что у них впереди вся жизнь, что они всего добьются за год-два, а пока можно бездумно прожигать время за играми. И если вдруг у сверстницы появляется мужчина за тридцать – он автоматом «старик» или вот «папик».
— Еще хоть раз увижу, что ты ее трогаешь – сломаю тебе нос, - без угроз говорю я. А какие тут угрозы, если это просто констатация факта. – И пару ребер. И может еще что-нибудь, если очень сильно оборзеешь. Это понятно?
— Что, совсем с бабами напряг? – хамит пацан.
Антон, вспомни о том, что детей обижать нельзя и что он, вроде как, собирался провести Таню домой. То есть не такой уж конченный урод.
— Таня – со мной, я ее «папик», а еще я ее, ««мужик», старик», «дедка» и даже «репка». Это тоже понятно или растолковать?
Протягиваю ладонь для рукопожатия.
Я уже не в том возрасте, чтобы бить мальчишку за длинный язык.
Но я как раз в том возрасте, когда могу запросто, практически не напрягаясь, поставить его на место.
Рожа у пацана вытягивается в тот момент, когда я сильно, до хруста его суставов, сжимаю пальцы на его ладони, и продолжаю сдавливать, хоть ему уже явно хватит. Но раз уж эта Птица не смогла вовремя закрыть рот…
— Надеюсь, пацан, у тебя и левая рука хорошо работает, иначе с недельку придется дрочить в матрас, - говорю ему на прощанье и возвращаюсь в машину.
Пока Туман рассказывает, что случилось с ее телефоном и показывает перебинтованную ногу, я перевожу дух. Успокаиваю себя ритмичным постукиванием больших пальцев по рулю, жестко ставлю мозги на место, но ничего не получается.
Мне не нравится, что она вот так внезапно может исчезнуть, а я понятия не буду иметь, где она и что с ней. Не нравится, что она постоянно падает, не нравится, что ей больно. Не нравится, что хочется разнести на щепки каток и выбросить ее коньки на луну. Меня это цепляет где-то в таком месте, о существовании которого я и не догадывался.
И единственная причина, по которой я это не делаю – и каток, и коньки важны для моей малышки.
— Ты… волновался? – Туман медленно и осторожно сжимает обе ладони на моем локте.
Я нервно смеюсь.
— Туман, я эгоистичная скотина, но сегодня ты должна остаться со мной.
Она широко улыбается, показывая свои белые зубки без скобок.
— Хочешь попробовать меня… без брекетов? – Она уже вовсю строит мне глазки.
Тянусь к ней как будто с намерением поцеловать, но в последний момент останавливаюсь и просто смотрю на ее закрытые глаза и приоткрытые губы.
Чтобы я делал, если бы с ней что-то случилось?
— Нет, малышка, просто хочу обнимать тебя всю ночь. Я реально пиздец, как испугался.
Другого слова, чтобы описать мое состояние в те часы, просто нет.
Туман отстегивает ремень безопасности, подвигается ко мне и, потираясь макушкой о мой подбородок издает выразительное и громкое:
— Мурррррр…
*******
Я не буду ей говорить, что вот это ее… мурчание… - это какая-то странная смесь успокоительного и виагры для меня. Мгновенно успокаивает и толкает мысли сильно ниже пояса. Не буду, но когда-нибудь обязательно дам понять, потому что хочу, чтобы она сделала так еще раз. Много раз.
Пока Таня звонит бабушке и договаривается с ней о том, что сегодня она «останется» у нее, я пытаюсь задушить голос совести, который буквально орет, что так делать нельзя, потому что на сегодня и так нарушены все правила нашей конспирации. Хотя, кого я обманываю? То, как мы с ней прячем наши отношения достойно отдельной главы в пособие для начинающих шпионов. Главы под названием «Не делайте так».
— Мне нужно будет заехать домой, - немного виновато говорит Туман. – Сказать родителям, я же без телефона теперь, нужно все объяснить и сказать, чтобы не волновались.