Секрет

Всю жизнь ей приходилось иметь дело с мужчинами, считавшими себя защитниками. Даже Стэнтон в прошлом иногда этим грешил. Неужели Сэм следующий в очереди? Оставалось лишь надеяться, что он не воспылал нежными чувствами, потому что с ее стороны не было ровным счетом ничего: ни интереса, ни влечения. Ничего. Сэм был напарником и добрым приятелем… ну, а если порою доводилось ловить на себе чересчур пристальный взгляд – особенно когда надевала обтягивающие джинсы, – то ведь так поступают все мужчины. Имоджен Грей не хотела чувствовать себя чьей-то собственностью или, что еще хуже, чьим-то проектом. Она не нуждалась в том, чтобы кто-то устраивал или улучшал ее жизнь. Не нуждалась в защите от мира. Она была большой девочкой и в свои двадцать семь лет успела повидать кое-что куда более страшное, чем мужчины, которых доводилось встречать.

Вернувшись домой, Имоджен первым делом наполнила ванну. Любила такую горячую воду, чтобы было больно пошевелиться. Долго лежала с включенным радио; слушала сообщения о мертвых девушках и начинавшуюся панику по поводу только что появившегося убийственного наркотика, который косит детей направо и налево. «Никогда не позволять фактам встать на пути хорошей истории» – разве не таков девиз журналистов?

Следующая тема оказалась интересной: ожидаемая апелляция родителей, примерно десять лет назад обвиненных в убийстве собственного ребенка. Дочери по имени Изабел Хоббс. Имоджен задумалась, пытаясь вспомнить подробности истории. Супруги заявили о похищении дочери и за все прошедшие годы ни на шаг не отступили от своей твердой позиции – даже в тюрьме. Пресса не уставала их терзать, и всякий раз, когда брезжило досрочное освобождение, газеты не забывали поместить на первой странице лицо девочки рядом с фотографией жестоких родителей, всегда представленных убийцами и никогда – страдальцами. На самом деле, конечно, дело было вовсе не в девочке. Не могли же газеты напечатать фотографию обезьянки! Просто хорошенькое детское личико в сочетании с «новыми фактами» безоговорочно увеличивало количество проданных экземпляров. Имоджен ненавидела прессу и журналистов; считала их хищниками, безнаказанно нападающими на слабых; стервятниками, охотящимися на беззащитных. Они могли взять интервью, а потом коварно выбрать подтверждающую их теорию единственную фразу, а все остальные отбросить. Имоджен считала, что эти люди заботятся лишь об одном: о продвижении по карьерной лестнице.

Раздраженно выключила радио и на миг замерла, прислушиваясь к собственному дыханию. Она же не флиртовала с Дином, правда? Интересовалась исключительно старшим детективом-инспектором Стэнтоном и все же сейчас, лежа в ванне обнаженной, думала об обоих. Трудно было представить, кто из них более гнусен: Дин, кем бы он ни оказался на самом деле, или Стэнтон, без стеснения ухаживавший за ней, несмотря на то что был женат. Все зависело от понимания морали. Имоджен отогнала дурные мысли, ополоснулась под душем и выдернула из ванны пробку. Когда же, наконец, встала – чистая и свежая, будто все поры открылись и холодный воздух проник под кожу, то почувствовала себя так, словно заново родилась. Надела трусы, накинула просторный халат и спустилась в гостиную, чтобы спокойно посидеть перед телевизором.

Выцедив три бокала вина, услышала стук в дверь. Открыла и увидела старшего детектива-инспектора Стэнтона, на лице которого гнев смешался с вожделением. Прежде чем успела что-нибудь подумать, Стэнтон набросился и прижал к стене.

Ловя ртом воздух, Имоджен выронила бокал и почувствовала, как прохладное вино залило ноги. Наконец-то это случилось. Попыталась дотянуться до двери, чтобы закрыть ее от посторонних глаз, но не смогла и просто пнула ногой. Стэнтон схватил за бедра, поднял и придавил с такой силой, что дыхание остановилось, но ей уже было все равно. Пусть даже дышать больше вообще не придется. Скинула халат, а он расстегнул брюки.

Настойчиво потянула рубашку. Всегда хотелось увидеть, как он выглядит под костюмом. Оказалось, очень хорошо. Ей довелось работать с молодыми людьми, проводившими время ланча в спортивном зале. Все они упорно приглашали на свидание, но Имоджен так же упорно отказывалась. Те мужчины не обладали мощью Стэнтона: его самоуверенностью, дерзостью, пониманием собственного превосходства. Прежде самоуверенность никогда не привлекала, однако в старшем детективе-инспекторе было нечто такое, чему невозможно противостоять.

Пока Стэнтон жадно целовал, Имоджен думала о его жене – даже в тот момент, когда язык отвечал на страстный призыв. Пыталась понять, делали ли они это точно так же; изменял ли он ей прежде. Хотелось верить, что она стала единственной, кому удалось разбудить в нем зверя. Что все это впервые. Что она – главная женщина на свете.